«Они сами ее не делают. Используют запасы, -- отрешенно подумал Мартынов, поднял глаза и вдруг встретился взглядом с Генри Элфордом. -- У парня странное выражение лица. Осуждение? Нет. Жалость? Тоже нет. Он как будто хочет что-то сказать, но при отце не решается».
-- А, нашел! -- обрадовался Элфорд-страший и выдернул из пачки бумажный листок. -- Тут список предъявленных вам обвинений. Организация заговора, шпионаж, похищение человека, нападение на представителей закона и порядка.
-- А похитил-то я кого?
-- Меня.
-- Точно. Это -- признаю, остальное — нет.
-- Так и одного обвинения хватит. Вообще-то я хотел судить вас открытым судом, потом подумал — нет, обойдемся закрытой процедурой.
-- Это почему же? Боитесь, что ли?
-- Ничего я не боюсь. Просто мой дворец, а так же здание суда раздавлены приземлением «Алконоста». Что — вздрогнули? К сожалению, сбили не ваш «Алконост». Здешнюю жалкую копию.
-- Я так и понял.
-- Отлично, раз поняли, значит, не будем тянуть с финалом. Осудим закрыто, а казним публично. Патрик, налей мистеру Мартинесу стакан воды и помоги выпить— видишь, наш гость в наручниках.
Манцевич молча соскользнул с табурета, наполнил из графина хрустальный стакан и поднес у губам Демиурга. Двигался секретарь несколько неуверенно, словно болела поясница. Мартынов сделал глоток, потом еще. Элфорд продолжал смотреть на врага со смесью интереса и неприязни.
-- Просить о пощаде будете? -- наконец спросил он.
-- Не буду.
-- Ваша здешняя копия не была такой упрямой.
--Ну и как -- помогло?
-- Не помогло.
--Так и мне не поможет.
--Who knows [почем знать (англ)]. Тот Мартинес был обычный six [шестерка (англ.)], а вы — все же воюющая сторона. Кстати, какую казнь предпочитаете? Четвертовать? Слишком грязно. Отправить на электрический стул? Незрелищно, а мне нужно развлекать толпу. Повешение — банально. Может, сжечь? Вы пилот, и в плазменном выбросе горели бы красиво…
-- Папа! -- впервые подал голос Хэл.
-- Вот видите, и этого не получится. Мой сын Генри почему-то против.
– Ничего не скажешь, проблема, -- Мартынов, забывшись, хотел развести руками, и наручники врезались в кожу.
– Не ерничайте, -- отрезал Элфорд. -- Как храброго врага и офицера я бы вас расстрелял, но многие не поймут, решат, что мистер президент уже не тот, обмяк. Мягким тут быть опасно, а потому, решено... Вас гильотинируют. Это королевская казнь, но не благодарите.
-- Не стану.
-- Да? -- Элфдорд сделал паузу, постукивая кончиками пальцев по полированной крышке стола. -- Это вы сейчас храбритесь, -- с легкой улыбкой добавил он. -- Вам кажется, что впереди часы жизни, а это при правильном настрое -- целая вечность, но, когда смерть посмотрит в лицо, запоете иначе.
-- Будущее покажет.
-- Какой молодец, страх заглушаете наглостью. Знаете, Мартинес, вы мне симпатичны все больше -- не то, что прежняя копия, та была жидковато. Хотите — могу помиловать. Не просто так, конечно, а с определенной выгодой для себя.
-- Это какой?
-- Вы признаете вину -- земляне, мол, планировали уничтожить терайа, покаетесь на публику, заявите, что здешнее Сопротивление продалось врагам Теро. Будет какой-никакой пропагандистский эффект. За это я согласен заменить казнь на пожизненное...
-- Не хочу.
-- Так я и знал, ладно. Суд пройдет без вас. Казнят завтра, в городе, на глазах у толпы. Прощайте, Мартинес… Охрана, Уведите.
«… Психопат, сукин сын, -- размышлял Демиург по дороге в камеру. -- Супервиро -- псионики, могли бы, наверное, меня принудить. Но Элфорд хочет, чтобы я развалился самостоятельно, а потому завтра придется умирать. Такая вот ситуация».
* * *
Следующие часы Мартынов провел в сильнейшей тревоге. «А, может, черт с ним, с Элфордом, -- размышлял он, отчаявшись. -- Позвать охрану, сказать, что на все согласен. Сделать, так, как они хотят, выжить сейчас и потянуть время. Эухенита на Веруме. Сибирцев обо всем знает. Он придумает, как меня вытащить. Самолюбие поболит и пройдет, а дальше будет жизнь».
«Нет, не все можно исправить, и не надо надеяться, -- возражал он сам себе. -- Элфорд хочет меня унизить, но еще он хочет уничтожить подполье. Если поддамся, надавит сильнее. И будет так давить и давить, пока не выжмет душу до капли. Он заставит меня сдать всех — Ленца, Анисимова, десант с «Алконоста», даже Эухениту. Коготок увяз -- всей птичке пропасть, и ничем не оправдать предательство».
… Мартынов забылся тревожным сном и проснулся внезапно, в полной темноте. Где-то за преградой бетонных стен, заунывно и грозно, гудела сирена тревоги.
Глава 24. У последней черты
Сирена гудела, не переставая. Потом к заунывному вою добавились лязг железа. Дверь отворилась, и двое супервиро вошли в камеру. Позади их широких спин маячил еще один силуэт -- Генри Элфорд в лётной форме и с рюкзаком.
-- Вставай, -- приказал он.
-- Что за спешка?
-- Планета атакована твоими друзьями. Они нашли способ пройти через «трубу». В Оклатеро военное положение. Публичные казни отменены, будет быстрый расстрел прямо сейчас. Можно сказать — тебе повезло. Никаких лишних страданий. Пошли.