Балтийская сага

— Ой, он как утром убежал, так и нету его. В ополчение Оська записался. Весь их курс записался. Позавчера объявили, что переведут на казарменное положение, но что-то там не готово. Бегает каждый день. А что у тебя, Дим?

— Действительно, чем-то пахнет, — сказал Вадим, жуя пирожок. — Только не мазутом, скорее соляром. Я зачислен в бригаду курсантов военно-морских училищ. Завтра нас отправляют. Вот, забежал попрощаться.

— А куда отправляют?

— Не знаю, Райка. Это военная тайна.

— Да, конечно, тайна. А нас на работы отправляют.

— Вас? Студентов?

— Ну да. Девок всех и тех мальчишек, которых не взяли в армию как дефективных. Куда отправят? Это тоже тайна. Но говорят, что под Лугу.

— Луга! Ты представляешь, где находится Луга?

— Представляю. Мы с Машей на карте посмотрели.

— Это ж в сотне километров от Питера.

— Дима, я говорю то, что слышала.

Она вскинула голову и посмотрела на Вадима с таким видом, словно ее возмутило его возражение. Сдвинутые черные брови, сердитый взгляд, — ну, Вадим-то хорошо знал быструю переменчивость Райкиных настроений.

— Дим, знаешь, Маша дико беспокоится, что от Травникова как война началась, так и нет писем.

— Травников в Таллине. Старшекурсники там на кораблях, на практике.

— Маша знает, что он в Таллин уехал. Но ведь война. Их могли бросить на фронт.

— Все возможно, Райка. А мама где?

— У себя в больнице, на дежурстве.

— Ну ладно. — Вадим взглянул на часы. — Пойду.

— Димка, ты сказал «все возможно». Так давай попрощаемся.

Она, закрыв глаза, потянулась к нему. Вадим обнял ее. Их губы встретились в долгом поцелуе.

— Вот и попрощались. — Рая оттолкнула его. — Береги себя, слышишь?

— И ты береги себя. Счастливо!

Вадим надел бескозырку и вышел в коридор. Но тут прозвенели звонки, Рая побежала открывать. Вошел солдат в пилотке, — Вадим не сразу узнал Оську. Под мышкой Оська держал сверток, обмотанный газетами.

— Вадька! — вскричал он. — Здорово, гроза морей!

В свертке Оська притащил свои гражданские вещи — рубашку-тенниску, штаны и туфли. Красноармейская форма сидела на нем мешковато, и казалось, что его тонкие ноги болтаются в слишком больших сапогах.

— Я боец Второй дивизии народного ополчения, — объявил Оська не без торжественности. — Ясно вам, мадам э месье?

— Ясно, ясно, товарищ боец, — сказала Рая. — Съешь пока пирожок, а я обед разогрею. И позвони Ане. Она беспокоится, тридцать раз звонила.

Оська метнулся к телефонному аппарату, висевшему на стене возле старинного буфета, и, набрав номер, закричал в трубку:

— Анюта! Да, я! Что?.. Нет, нет, пока обучение… О-бу-чение! Да, завтра с утра начнем… Что? Анюта, сиди дома, я скоро приеду… Ну, через час! Пока! — Он повесил трубку, схватил пирожок. — Черт-те что, живет недалеко, на площади Труда, а в телефоне голос такой, будто она на Охте.

— А кто она? — спросил Вадим.

— Моя однокурсница. Какая вкуснотища! — Оська энергично жевал пирожок. — Да ты видел ее, — на концерте она мне аккомпанировала.

Вадим вспомнил худенькую девицу в длинном черном платье, — она здорово играла, ручки тонкие, а с какой силой ударяли по клавишам…

— Анька — это чудо, — продолжал Оська. — Богиня музыки! Она будет великой пианисткой, вот увидишь.

— А ты — великим скрипачом, да?

— Не знаю, — ответил Оська. — Я трудяга, ломовая лошадь. Анька схватывает на лету — и тему, и ритм, и настроение. Прямо моцартовская легкость… Мы с Аней решили пожениться. После победы, конечно.

Чертов Ксенофонтов, от него одни неприятности. Маленький, с выпученными глазами, он так и высматривает, к чему бы придраться. И раскрывает рот размером с городские ворота в Ораниенбауме, на проспекте Юного Ленинца. То заявляет претензию, что недодают сахар, положенный по норме (и, возможно, так оно и есть), то он недоволен, что сводки о положении на фронтах доходят до нашей роты с безобразным опозданием (верно и это, но надо же учитывать, что в полевых условиях жизни нету радио, газеты же привозят редко).

А сводки были плохие. Совершенно не похожие на песни, которые мы пели (помните? «Если завтра война, если завтра в поход… Полетит самолет, застрочит пулемет, загрохочут могучие танки…»). Немецко-фашистские войска продвигались с ошеломительной быстротой, грохотали не наши, а их танки. Была надежда, что их остановят под Псковом, на реке Великой, но немцы взломали оборону, и теперь она уже в Луге, сражение идет на лужском рубеже.