Балтийский эскорт

- Корабли нашего 442-го отряда АСС (аварийно-спасательной службы ВМФ - Н.Ч.) стояли в дальнем охранении. Я видел, как шли транспорты на новоземельские полигоны с животными для опытов. Там были овцы, свиньи, козы, коровы. И верблюды! Представляешь - верблюды в Арктике! Нонсенс! Они мерзли, хотя и были покрыты густой шерстью. Потом, после взрыва атомной бомбы, ученые выдергивали у них эту шерсть для анализов. Я видел это… Недавно просил Алеся Адамовича - напиши об этом!

- Но вы же сами должны написать об этом!

- Не могу… Душа не выдерживает. И потом - там был жуткий режим секретности. Я не мог делать заметки. Запрещено! Я давал присягу, подписку. Ну, не мог быть предателем Родины - по-офицерски.

Кое-какие штурманские записи сделал. Для истории. Но описать, все что там творилось - не могу…

* * *

Март 1997 года. Я снова в Питере, звоню Конецким, получаю приглашение, еду на Петроградскую сторону… В.В. недомогает, лежит на тахте под пледом. Оформляет пенсию. Со всей морской выслугой, северными льготами пенсия всего-навсего 800 тысяч рублей (в деноминированных деньгах - 800 рублей!)

- А люди думают, у Конецкого денег куры не клюют… Рад любому гонорару… Вот, перестанут деньги за книги платить, пойду на Невский акварели свои продавать.

Речь зашла о судьбе «Цусимского» храма, поставленного в память моряков, погибших в русско-японскую войну.

- Киров после того, как подписал решение о сносе храма Спасения на Водах, прожил всего три года. Это ему кара свыше была за святотатство.

30 марта 1997 года решается судьба Севастополя: Ельцин встречается с Кучмой. На телевизионном экране - виды Северной бухты, Константиновской батареи, Приморского бульвара… В.В. Приподнимается на локте:

- Потерять Севастополь!… У меня слов нет…

Слова, впрочем, находятся, но очень крепкие, непечатные.

Под рукой моя книжка «Севастопольское море», подаренная в прошлый визит. Получаю весьма лестный отзыв:

- Это даже не литература… Любовью написано. Пера не видно.

Лучшей рецензии я не получал ни на одну книгу. Разве что от Константина Симонова. Заговорили о Симонове. Конецкий вспоминал:

- На первую встречу к нему пришел с благоговением. Оробел и нес какую-то ахинею.

- У меня было точно также.

- Но когда он сунулся в полярные воды с женой и дочкой… Честно скажу, задело полярное достоинство… И суеты же вокруг него было…

В.В. считал Симонова баловнем судьбы и не мог простить ему близости к высокому партийному начальству. Но готов был отпустить ему все грехи за одно только стихотворение «Жди меня».

Переживал, что не сложились отношения с Александром Твардовским. Тот не напечатал в «Новом мире» ни одного посланного ему рассказа.

О Владимире Богомолове воодушевленно:

- Преклоняюсь перед ним за «Ивана»!

И снова о Севере.

- Губа Белушья на Новой Земле есть. Вот туда выбрасывались остатки конвоя PQ-17, да и других тоже. Судов скопилось немало. После войны их подлатывали на месте, а потом буксировали в Мурманск. Так возник сюжет фильма «Путь к причалу»…

И прекрасная песня - «…,Друг всегда уступить готов место в шлюпке и круг».

На столе коллективное письмо в газету, которое принесли Конецкому на подпись. Письмо в защиту офицеров-подводников, которых избили питерские милиционеры. Среди пострадавших - Герой России. Конецкого трясет от возмущения. И опять все комментарии в адрес питерской милиции и ее шефа - непечатные. А что тут еще скажешь?

Возымеет ли действие это письмо? Они газет не читают…

Поражаюсь Конецкому, безнадежно больной человек, почти все время лежит, а работает в режиме народного депутата, хотя никуда и не избран. Шлют ему жалобы, просьбы, письма - и в каждом крик отчаяния: помоги, ты писатель, ты все можешь, заступись, позвони, напиши…

* * *

В кабинете, который и гостиная, и опочивальня, хранятся среди прочих реликвий - «алехинские шахматы». Дядя Конецкого играл на этой доске с самим Алехиным. У В.В., между прочим, первый разряд по шахматам.

Однажды - в год 300-летия российского военного флота - отдых на тахте был прерван звонком в дверь. Конецкий открыл и глазам не поверил - на пороге стоял Главнокомандующий Военно-Морским Флотом России адмирал Владимир Куроедов, а с ним - командующими флотами Севера, Балтики и Тихого океана. Проведать больного писателя пришли флотоводцы, выросшие на его книгах. Главком вручил именные часы. Подобного визита история отечественной маринистики не знает. Дорогого то стоит…

* * *

5 сентября 1997 года. Снова в Питере, снова у Конецких. Пьем чай и кое-что покрепче… Хмель выпускал из него старые морские стрессы, будто джинов, насидевшихся в обросших ракушками запечатанных бутылках.

- В послевоенные годы на репарационных и трофейных судах не хватало судоводителей. Капитанами назначали кого угодно. В Зунд ходили нас скорости в четыре узла. Минные поля не все сняли. Прикидывали: если нос на мину напорется, то корма уцелеет.

Помянули чаркой новопреставленную принцессу Диану. Он не сомневался: убили.

Спросил, над чем работаю. Честно признался - над добыванием средств к выживанию. Возмутился: