Балтийское небо

Самолеты должны были совершить перелет завтра утром, в предрассветных сумерках, чтобы по возможности не привлечь к себе внимания. Наземному составу полка предстояло переправиться через озеро еще раньше - ночью, в самые темные и глухие часы - на транспортных самолетах, которые прилетят за ними ровно в полночь. Сборы в путь надо было начинать немедленно, потому что времени оставалось в обрез.

Лунин заторопился к себе в эскадрилью: ему предстояло много хлопот. Он один из первых покинул землянку. Вслед за ним вышел Уваров.

- Постойте, Константин Игнатьич, - окликнул он Лунина.

Лунин остановился. Уваров подошел к нему:

- Вы очень спешите? Успеете. Проводите меня немного. Я обещал побывать у зенитчиков, меня там ждут...

Был всего пятый час, но уже совсем стемнело. Под тонким слоем снега, покрывавшим аэродром, при каждом шаге чуствовалась мерзлая земля.

Необычайно тихо было вокруг; в этой тишине можно было уловить только невнятный, далекий-далекий шум. Трудно было сказать, гудел ли это фронт или просто шумели леса, скрытые мраком. Уваров и Лунин шагали рядом. Они чувствовали друг к другу приязнь, оба знали об этом и радовались, что находятся вместе.

- Серов просит пересылать ему письма? - спросил Уваров.

- Да, - ответил Лунин, нисколько не удивленный тем, что Уваров уже знает о письме Серова. - Но никаких писем нет.

- Я знаю, - сказал Уваров. - Он всё еще любит и надеется, хотя уже полтора года прошло. Сейчас многие потеряли друг друга и не могут найти.

- Она, пожалуй, и не хочет.

- Возможно, и не хочет, - согласился Уваров. - Впрочем, я вовсе не склонен думать о ней дурно. Я совсем ее не знаю, но я знаю Серова. Дурной человек не мог бы его привлечь.

- В человеке можно ошибиться, - сказал Лунин.

Он думал не только о той женщине, которую любил Серов, и Уваров это заметил и понял.

- Можно в себе самом ошибиться, а в другом человеке и подавно, продолжал Лунин.

- Оно верно, - сказал Уваров, - иной раз в человеке можно ошибиться. И всё-таки не так уж часто мы ошибаемся в людях. Если бы вы знали, сколько раз мне приходилось смотреть на человека и думать: можно оказать ему доверие или нельзя? Порассуждаешь, взвесишь то да это, потом вдруг откинешь все рассуждения и решишь: можно. И обрадуешься, потому что в человека радостно верить...

- Как, как вы сказали? - переспросил Лунин. - В человека радостно верить?

- Ну да. Вы разве не согласны?

- Нет, согласен. Это вы очень хорошо сказали, Иван Иваныч.

- И, знаете, потом почти никогда не приходилось жалеть, что поверил человеку, - продолжал Уваров. - Почти никогда.

- И всё же Серов мог ошибиться, - повторил Лунин упрямо.

- Серов мог ошибиться, - согласился Уваров. - Но мы не должны ошибиться. Мы не знаем, что с ней случилось, и мы должны не гадать, а узнать. Мы обязаны найти ее и узнать, почему она ему не пишет.

- Это правильно, - согласился Лунин. - Было бы неплохо, если бы мы узнали. Но как ее найти?

- Надо постараться, - сказал Уваров. - Я попробую.

Задумавшись, они опять замолчали, продолжая идти рядом по темному, притихшему аэродрому. Разговор о Серове еще сблизил их.

И всё же Лунин несколько смутился от неожиданности, когда после долгого молчания, Уваров вдруг спросил его:

- Константин Игнатьич, почему вы не в партии?

Лунин ответил не сразу.

- Так жизнь сложилась, - сказал он.

- Плохо сложилась?

- Нет, отчего же плохо! - сказал Лунин. - Разве я жалуюсь?

Он замолчал. Уваров молчал тоже, шагая рядом с ним.

- А в партию я давно мечтал вступить, - сказал Лунин наконец. - Было время, я даже рекомендации собирал... Незадолго до войны... Заявление было написано...

- Ну и что же?

- Не подал.

- Почему?

- Случилось одно событие...

Снова молчание. Возможно, Лунин ждал, что Уваров задаст ему вопрос. Но Уваров вопроса не задал.

- Я разошелся с женой, - сказал Лунин. - Вы знали об этом?

- Догадывался, - ответил Уваров. - Вас упрекали за это?

- Нет, не упрекали. Но, может быть, могли бы упрекнуть.

- За то, что вы разошлись?

- Ну, если не упрекнуть, так хоть спросить. А я никому ничего не хотел объяснять. И не подал заявления.

Уваров молчал, полагая, что Лунин ничего ему больше не скажет. Но Лунин вдруг заговорил сам.

- Я выгнал ее из дому, - сказал он. - Она встречалась с одним человеком, и я узнал. Она стала меня просить. Она говорила, что не будет с ним больше встречаться... Она хотела остаться... Она очень просила меня...

- А вы?

- Я велел ей уйти. И с тех пор никогда ее больше не видел.

Уваров ждал, не скажет ли Лунин еще чего-нибудь. Но Лунин больше ничего не сказал. Тогда, минуты через две, Уваров спросил:

- А по-вашему, вы поступили с женой правильно? Как вы сами считаете?

- Было время, когда я считал, что поступил правильно.

- А теперь?

- Не знаю...

Они опять замолчали и молча дошли почти до самой землянки зенитчиков. Лунину нужно было возвращаться. Они остановились, но расставаться им не хотелось, и они довольно долго стояли рядом, скрытые друг от друга темнотой. Когда смолк стук их сапог, в тишине еще слышнее стал протяжный смутный гул, доносившийся откуда-то издалека.