- Ты у нас в гостях, - сказал он, - и должна всё делать по-нашему, а не по-своему.
Через несколько минут они поднимались на крыльцо кубрика летчиков второй эскадрильи. На крыльце Соня совсем заробела. Остановившись, она шепнула:
- Ты один зайди, а я здесь подожду.
Слава вбежал в кубрик, сразу вернулся и объявил, что там никого нет.
- Заходи, я тебе покажу, как они живут.
Осторожно, стараясь не стучать ногами и не хлопать дверьми, Соня вошла в кубрик.
- Здесь они спят? - спросила она удивленно.
- А где же? Конечно, здесь, - ответил Слава, не понимая ее удивления.
Она сама не могла бы объяснить, чему удивилась. Просто она не так себе всё представляла. Мирные кровати с белыми подушками, с чистыми полотенцами на спинках. Тумбочки, на которых разложены коробки с зубным порошком, фотографии, книжки, даже зеркальца, даже катушки ниток. Потертые сундучки, чемоданчики, перевязанные ремнями, веревками. На столе в ящике - детская игра "домино". И нигде никакого оружия, ничего военного. А ведь они мужчины, воины, бойцы!
Она осторожно подошла к "Боевому листку", висевшему на стенке. Под печатным заголовком было крупными буквами от руки написано, что гвардии младшему лейтенанту Кузнецову Антону Ивановичу присвоено звание Героя Советского Союза.
- Ты мне его покажешь? - спросила Соня.
- Нет.
- Почему?
- Он после смерти получил Героя. Это называется: присвоено посмертно.
Тут только она обратила, внимание на черную кайму, окружавшую весь "Боевой листок", и на заголовок статьи - "Памяти друга".
- Он здесь жил?..
- Вот его койка.
Соня, оказывается, стояла возле самой койки Кузнецова.
- А кто здесь теперь спит?
- Пока никто.
Потрясенная, примолкшая, Соня вслед за Славой вышла из кубрика"
На улице поселка они встретили Ермакова, торопливо шагавшего к аэродрому. Слава вытянулся перед ним и отрапортовал:
- Товарищ комиссар, разрешите доложить: вот моя сестра.
Ермаков пожал Соне руку, внимательно вглядываясь ей в лицо.
- Вы не сейчас уедете? - спросил он, улыбаясь. - Извините, я очень спешу. Мы еще сегодня с вами потолкуем. А пока пойдите пообедайте.
На листке блокнота он написал записку в лётную столовую. Дал ее Славе, кивнул Соне головой и ушел.
Славе не часто случалось обедать в лётной столовой, обычно он обедал с бойцами батальона.
- Пойдем, пойдем, нас там Хильда накормит, - торопил он Соню, дергая ее за рукав.
Соня от застенчивости колебалась.
- Но я совсем не хочу есть, - соврала она.
- Глупости! Идем. Летчикам всегда на второе котлеты дают.
Столовая техников была в первом этаже, столовая летчиков - во втором. Слава и Соня поднялись по деревянной лестнице. В лётной столовой никого не было, кроме Хильды.
- Хильда, вот моя сестра!
Хильда кивнула головой и улыбнулась. Она усадила их за угловой столик и принесла им щей.
- Какая красивая! - шепнула Соня, когда Хильда вышла. - Здесь у вас, наверно, в нее все влюблены.
Слава удивился. Он никогда не задумывался над тем, красива ли Хильда, или нет.
- Никто в нее не влюблен, - сказал он. - Она сама по Илюше Татаренко сохнет.
- Откуда ты знаешь?
- Это все знают, - уверенно сказал Слава, кладя в щи горчицу, как взрослый мужчина.
- А он как? Любит ее?
- И не смотрит.
- Это очень плохо с его стороны, - сказала Соня.- Она красавица, и он должен ее полюбить.
Хильда принесла им второе и отошла к окну. Обычно через это окно виден был аэродром, но теперь окно замерзло до половины, и Хильде, чтобы видеть что-нибудь, приходилось подниматься на носки. Еще две девушки выглянули из дверей кухни.
- Уже? - спросили они Хильду.
Хильда кивнула им. Они подбежали к окну, вытянулись сколько могли, но ничего не увидели, так как были ниже Хильды ростом. Тогда они влезли на подоконник. Хильда, поколебавшись, тоже влезла на подоконник.
- Начинается! - сказал Слава.
Набив рот котлетой, он подскочил к окну и просунул голову между ними. Но ничего не увидел. Тогда он кинулся к Соне:
- Слушай, Соня, посиди здесь... Я не могу, нельзя же пропустить: это только раз в год бывает... Я сбегаю и сейчас вернусь...
- А как же я одна? - испугалась Соня.
- Ты посиди тут. Тебе никто ничего не сделает. Вот Хильда...
- Нет, Слава, это нехорошо... Ведь я ж к тебе приехала...
-Я вернусь, и все сюда придут... Ну, не сердись...ну, я очень скоро...
И Слава слетел по лестнице вниз.
А полк уже стоял в строю. Огромное морозное солнце сверкало над аэродромом. Все три эскадрильи, разделенные двумя равными промежутками, отчетливо темнели на снегу. В задних рядах - техники, в передних - летчики. Брови их поседели от мороза. Пар вился из их ртов.
И вот наконец наступила долгожданная минута. Проскуряков принял знамя из рук знаменосца и опустился на одно колено. И весь полк - легким, сильным, дружным движением - опустился на колени.
И, как год назад, Проскуряков произнес:
- Родина, слушай нас! Сегодня мы приносим тебе святую клятву верности...