Бамбук шумит ночью

Над станками свисают каменные глыбы неровного свода пещеры. Девушки ритмично двигают педалями. Белая в черную клетку с цветной кромкой ткань медленно, метр за метром, навертывается на барабан. Завтра нам подарят по куску этого материала — на память. А пока я вижу, как девушки выносят кипы готового ситца. Нам показывают его рисунок — хотят похвалиться своей работой. В глубине пещеры устроен склад; отсюда ткань отправляют в села но разнарядке.

…Передавая символический подарок — кусок польского ситца, рассказываю о фабриках в Лодзи, Пабьянице и Згеже. О наших предприятиях, ограбленных и разрушенных гитлеровскими оккупантами. О том, как рабочим этих предприятий пришлось все начинать сначала. О памятных старшему поколению временах, когда на прядильных и ткацких фабриках нещадно эксплуатировался труд детей, когда рабочий день длился 15–16 часов, а власть фабрикантов была безграничной.

Сидящий рядом со мной товарищ М. внимательно слушает мой рассказ. И я стараюсь говорить медленно, чтобы Си Мои успевал переводить. Товарищ М. подтверждает: да, он на собственном опыте знает, что такое работа на крупной текстильной фабрике, принадлежащей капиталисту. М. — вьетнамец, родился в городе Намдинь. Уже два года он работает инструктором в освобожденных зонах Лаоса.

— Тяжело вам жить вдали от семьи, от родного города? — спрашиваю его.

Он утвердительно кивает головой. Я знаю, что нет такого дня, когда он мысленно не стремился бы к Намдиню — разрушенному бомбами городу, который живет несмотря ни на что.

— Мы нужны тут… — негромко говорит М. — Так же, как и вы.

^{Обломки сбитого американского самолета. Металл пригодится в подземных мастерских}

…Еще один грот. Печи, трубы, меха. Мотки проволоки, груды металлолома. Клубы удушливого дыма, снопы искр… Кузница? Да, кузница. Пока здесь делают лопаты, ножи, мотыги и другие мелкие сельскохозяйственные орудия. Часть сырья доставляется из Вьетнама. А в основном металл поставляет лаосским кузнецам… враг! Металлические части разбитых вражеских автомашин, обломки сбитых американских самолетов и вертолетов очень нужны для производства сельскохозяйственных орудий.

Эта кузница — так же как текстильная фабричка и фармацевтический заводик, который мы посетили еще на первом этапе нашей поездки, — удовлетворяет нужды населения. Подобных маленьких предприятий в освобожденных зонах много. Разбросанные в джунглях, укрытые в горных пещерах, примитивные и невзрачные, они таят в себе залог будущего. Того будущего, в котором бедная, отсталая, аграрная страна станет создавать свою крупную промышленность, используя природные богатства, втуне лежащие глубоко под землей…

— Таких кузниц и мастерских у нас несколько: в Сиенгкуанге, в Муонгсае и других провинциях Верхнего Лаоса… В южной части страны их нет. По они будут, непременно будут! — говорит заведующий кузницей Тхит Фай.

На стене вижу надпись: «Лучше умереть в бою, чем сдаться!»

Когда Тхит Фай просит меня сказать несколько слов, я кладу на стол символический подарок: нож, сделанный на заводе имени Сверчевского из герлаховской нержавеющей стали.

— Есть в Варшаве, столице страны Полой, завод, выпускающий металлические изделия, — громко говорю я. — Сто лет назад это была маленькая, скромная мастерская. Там работали первые наши революционеры…

Вечер еще не наступил. Мы успеваем налюбоваться окружающим пейзажем. По склонам гор белесоватой пеленой сползает туман. В небе тянутся лохматые облака. Бурая дорога густо усеяна воронками от бомб. Некоторые из них заполнены грязной дождевой водой. Мы едем по дну глубокого ущелья. На склонах буйствует тропическая зелень, свисают петли лиан и ветки кустарника. Темные отверстия в обрывистом склоне — укрытия.

Наш газик идет по руслу речки. Затем нас снова окружают непроходимые джунгли. Бамбук, дикие бананы, огромные папоротники, фруктовые деревья. Изредка в мешанине листвы, стеблей и веток видны лиловые, белые и огненно-желтые цветы. Солдат из нашей охраны резким жестом вдруг приказывает шоферу затормозить и готовится выстрелить. Дикий петух с красной грудкой и красивым темно-синим хвостом низко, тяжело пролетел над кустами и исчез в чащобе леса. Боец промазал.

Минуем заброшенные рисовые поля. Сорняки быстро завладевают опустевшими плантациями. Едем мимо хижин-призраков, хижин-теней. На ветру колышатся обрывки циновок, валяются плетеные корзинки…

Но жизнь сильнее смерти. Мы знаем, что окружающая местность, хотя она и кажется на первый взгляд опустевшей, отнюдь не безлюдна: в гротах и пещерах, в джунглях и подземных укрытиях живут и трудятся люди. Пробиваются сквозь пепелище и руины молодые побеги бамбука. Блестит водяная гладь каналов, обсаженных маскирующей зеленью. В огромной воронке от бомбы создан пруд, и там разводят рыбу. А но исчезающей в чащобе тропинке шагает гуськом колонна подносчиков грузов…

Рядом с дорогой шумит бамбук. Он цепляется за нашу машину гибкими длинными ветвями. И, мне кажется, шепчет: «Вернись!»

Лаосская тетрадь

1