Банда 2

— Но он меня оскорбляет!

— Если ты идешь мимо забора, а там беснуется и лает на тебя собака, ты что же — остановишься, станешь на четвереньки и начнешь отвечать ей лаем? — улыбнулся китаец. — А завтра козел тебя боднет, а послезавтра ворона уронит на тебя свой помет...

— Но это же животное, птица!

— А ты можешь сказать, где кончается животное и начинается человек? Где кончается человек и начинается птица? Я этого сказать не берусь. Но знаю твердо — пока молчу, я человек.

И Андрею ничего не оставалось, как согласиться.

Вернувшись в свой город, он заметил за собой одну особенность — стал иначе относиться ко времени. Раньше он не мог стоять в очереди, не мог заставить себя потерять даже несколько минут на ожидание, пока кассирша выбьет чеки трем-четырем покупателям. Его терзала и мучила сама необходимость вынужденного бездействия, казалось, уходит впустую лучшее его время, уходит жизнь, уплывают надежды чего-то достичь, что-то совершить. Жизнь представлялась бесконечным и безостановочным стремлением к чему-то, и он готов был прилагать все усилия, чтобы его движение не останавливалось ни на миг, потому что в самом движении уже был и смысл, и цель. Он стремился к Свете, мчался к ней на мотоцикле, потом торопился домой, в ремонтную мастерскую, на заправочную станцию, а обнаружив, что уже глубокая ночь, на бешеной скорости, по безлюдным улицам, темным пригородам добирался домой, обессиленный падал в кровать и вскакивал утром, снова готовый к скоростям, километрам, встречам...

Теперь многое изменилось. Он почувствовал смысл и даже наслаждение от собственной неторопливости, смиренности. Андрей ждал Пафнутьева в коридоре прокуратуры уже третий час и в какой-то момент поймал себя на ощущении, что ему нравится само ожидание. Он сидел неподвижно, забившись в полутемный угол на повороте коридора, не проявляя ни малейших признаков нетерпеливости, раздраженности. Неподвластное время текло словно огибая, омывая его, дыхание было ровным, сердце билось спокойно и размеренно.

Несколько раз к нему обращалась секретарша, Пробегая мимо по коридору — сама, казалось, изнуренная его ожиданием. День был неприемным, в коридоре кроме Андрея никого не было, а одинокое ожидание, видимо, казалось ей особенно гнетущим.

— Все нормально, девушка... Все хорошо. Я подожду. Мне некуда больше следить.

— И некого больше любить? — рассмеялась на ходу секретарша.

— Да, — кивнул Андрей без улитки — Некого.

— Не верю!

— Что делать, — Андрей чуть шевельнул ладонями в незаконченном жесте. И голос его был так спокоен и искренен, что смешливая секретарша не осмелилась продолжать шутливый разговор, почувствовав, что затронула что-то важное.

— Если я что-то не так брякнула, вы уж не имейте на меня зуб, — пробормотала она, пробегая в очередной раз по коридору.

— На вас? — улыбнулся Андрей, и она почувствовала себя прощенной. — Никогда!

Наконец, появился Пафнутьев. Он на ходу заглянул в один кабинет, во второй, что-то сказал, произнес какие-то слова, явно начальнические, хотя его тон приказным назвать было трудно. Не привык еще Пафнутьев командовать, отдавать распоряжения и указания. Когда он подошел к своему кабинету, Андрей молча стал перед ним.

— Здравствуйте, Павел Николаевич, — сказал он.

— Вы ко мне? — удивился Пафнутьев.

— Я — Андрей. Я звонил вам недавно...

— Андрей? Звонил? Что-то было... О! Старик! — Пафнутьев обнял его, ввел в кабинет, закрыл за собой дверь. — Ну, давай, садись, рассказывай!

— О чем рассказывать?

— Да это у меня поговорочка такая... Следственная. Садись, рассказывай. Но ты в самом деле садись..

— Вас с повышением можно поздравить?

— Можно поздравить, можно не поздравлять... И поздновато, и не с чем особенно... Вот видишь, как на наших с тобой событиях в прошлом году я возвысился? — Пафнутьев обвел взглядом довольно унылые стены своего кабинета. — Отдельную камеру выделили, телефон поставили, машину дали...

Андрей осмотрел кабинет, но ни на чем взгляд его не задержался, ничто не привлекло внимания. Или же, что скорее всего, ничего не отразилось на его лице.

— Понятно, — сказал он, присаживаясь к столу. — Все это отрабатывать придется, верно?

— Уже приходится, старик!

— Тогда я вам не помощник... Хотя за мной, конечно, должок остается.

— Если остается — отрабатывай, — рассмеялся Пафнутьев, падая в жесткое кресло с подлокотниками.

— Готов, — Андрей исподлобья, настороженно глянул на следователя.

— Это хорошо. Это разговор.

— Прошлый раз вы обещали кое с кем разобраться... Что-нибудь удалось? Состоялось?

— Виноват. Оплошал, — Пафнутьев беспомощно развел руки в стороны. — Не разобрался.

— Ни с кем?

— Ни с кем, — кивнул Пафнутьев.

— Случай не подвернулся? Возможности не было? Желание пропало?

— Ну ты, старик, даешь.,. С тобой не забалуешь... Случай, спрашиваешь... Не подворачивался случай, тут ты прав. Возможность? И возможности не было. Желание... Тут я перед тобой чист — желание осталось.