— Не обращайте внимания, господин аббат. Должно быть, наши ребята любезничают со служанками. Дамы по-прежнему находятся под присмотром в своих комнатах, и только от вас зависит, не придется ли и им отвечать на ухаживания наших кавалеров.
Шум усилился. Замок, захваченный толпой негодяев, напоминал осажденный город. Пленники, запертые в казематах большой северной башни, вырвались на свободу и обнимались с приятелями, которые до недавнего времени притворялись гусарами. Лохмотья нищих мелькали вперемежку с блестящей военной формой. Подъемный мост был опущен, решетка на воротах поднята, чтобы разбойники, осаждавшие крепость, могли беспрепятственно проникнуть внутрь.
Более трехсот головорезов заполнили коридоры замка, залы, лестничные пролеты, галереи, парадные покои, баш ню, помещение для стражи, кухни, конюшни, службы, чердаки, подвалы — все, вплоть до комнатки, где находился механизм башенных часов, который они разгромили, охваченные страстью к разрушению. Никогда еще у банды Фэнфэна не было такого праздника, и никогда она не учиняла такого разгрома.
Тем временем уже отходившие ко сну графиня де Ружмон и девушки услышали непонятный, испугавший их шум и поспешно одевались. Дамам повезло больше, чем аббату, — их комнату не захватили, когда они лежали в постели. По счастливому стечению обстоятельств к ним вела отдельная лесенка, поднимавшаяся, словно на сторожевую вышку, по наружной стороне восточной башни. Вход туда преграждала прочная, как в темнице, массивная дубовая дверь, заколоченная досками и запертая на множество замков и запоров.
Существовала, конечно, и потайная лестница, по которой поднимались слуги, но она была спрятана за особой дверью с секретом, находившейся в темном закоулке рядом с кухнями. Разбойники потеряли изрядное количество времени, разыскивая и взламывая вход в голубую комнату. Графиня, чья невозмутимость, вызванная душевным расстройством, доходила до полной слепоты к реальным событиям, была крайне изумлена шумом, раздавшимся среди ночи. Не догадываясь о его истинной причине, она сердилась на гусар и громко возмущалась:
— Видите, дети мои, в каком веке мы живем! Люди нашего круга нигде не могут чувствовать себя в безопасности. Нужно иметь целые гарнизоны, и какие, Боже мой! Состоящие из мужланов, пропахших табаком и конюшней… Под командованием офицеров, вышедших из низов и получивших образование в полку…
Девушки лихорадочно одевались, настороженно прислушиваясь к доносившимся звукам. Шум становился все громче.
— Вот, пожалуйста! — продолжала графиня, вкладывая в слова всю великосветскую иронию, — солдаты празднуют, патриоты веселятся и в благодарность устраивают им оргии.
— Мамочка, — перебила ее Валентина, — это совсем другое…
— О да, тетя, — сказала Рене, — Валентина права: эти тяжелые удары, крики…
— Только бы они не ворвались в замок!
— Что ты болтаешь, глупышка! Мы ведь под защитой гусар. Это честные люди, хоть и дурно воспитанные.
— Боже мой, я боюсь, — прошептала Рене при звуках выстрелов и усилившихся воплях. Затем в просторном коридоре раздались топот, брань, звон оружия, окна со двора освещались отблесками огня, внизу слышались голоса множества людей. Наконец раздались удары в дверь голубой комнаты, в нее колотили ногами, кулаками, прикладами.
— Открывайте! Черт побери, открывайте! Проклятые куклы! Аристократки! Не ломайтесь!
Графиня потерянно взглянула на бедных девушек, прижавшихся к ней в испуге, и прошептала:
— Боже Всемогущий! Какое испытание ты нам готовишь?
Дверь рассыпалась под градом ударов, и полтора десятка негодяев ввалились в комнату. Среди них были и отталкивающие, отвратительные нищие, и люди, одетые как богатые крестьяне, и несколько гусар в разодранных мундирах. Как обычно происходит на попойках, в которых участвуют гражданские и военные, многие успели обменяться головными уборами. Гусары напялили колпаки и шапки своих новых товарищей, а те нацепили кивера. Маскарад стал еще отвратительнее.
При виде двух девушек и графини, стоявших посреди ярко освещенной комнаты, мерзавцы на миг остановились. Хоть разбойники и были уже наполовину пьяны, им, видимо, необходимо было собраться с духом, так как благородство манер действует даже на самых отъявленных негодяев. В этот момент напиравшие сзади толкнули вперед своих товарищей, минутное смущение преодолено, и госпожа де Ружмон, Валентина и Рене оказались в окружении дурно пахнущих мерзавцев; оглушенные криками и сальными замечаниями, они были близки к обмороку.
Один негодяй протянул грязную лапу к шее графини, на которой сверкало колье. Почувствовав отвратительное прикосновение, благородная дама оттолкнула мужлана с такой силой, что он отлетел и проехал по паркету.
— Назад, мошенник! — вскричала она возмущенно. — Можешь ударить меня топором, но не трогай руками!
Но разбойники ее не поняли и завыли пуще прежнего. Теперь у них был повод самим наброситься на женщин, чтобы отомстить за оскорбление.
— Ты толкнула меня, чертова дворянка! — рычал негодяй. — А вот я тебя обниму, а потом и…