Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

У жены его энергии хватало на двоих. Образцовая мать и жена, она с успехом заменяла мирового судью везде, где требовались его решения и познания. Супруг же ее, судя по всему, окончательно утратил любые желания и стремления. Сильная своей верой, в которой мужественная женщина черпала бодрость духа, госпожа Бувар, несмотря на полную неразбериху, привела в боевую готовность отряды жандармерии и национальной гвардии, заставила их прочесать окрестные леса, разослала патрули по всем деревням и сумела организовать обыски в каждой гостинице на равнине. Она диктовала мужу бумаги, убеждала его подписывать их и незамедлительно рассылала по назначению. Узнав о ее хлопотах, мировые судьи соседних кантонов также приняли кое-какие меры для поимки разбойников и таким образом выражали сочувствие горю коллеги не только на словах, но и на деле.

Если думать, что искреннее участие может смягчить страдания родителей, утративших сына, то горе супругов Бувар должно было превратиться в светлую печаль, ибо их сразу же окружили заботой и состраданием. Богатые, бедные, сторонники старого режима, патриоты, буржуа, бывшие дворяне, ремесленники, земледельцы — все сочли своим долгом явиться в Базош, чтобы выразить соболезнования опечаленным супругам.

Несмотря на болезнь, мадам де Ружмон была одной из первых — она приехала вместе с Валентиной и Рене. Все трое плакали вместе с несчастной матерью, которую впервые покинули силы и бодрость духа.

— Ах, госпожа графиня! Увидим ли мы его когда-нибудь? — рыдала госпожа Бувар.

— Увидим ли мы его? Разумеется, мы в этом нисколько не сомневаемся, дорогая, — произнесла графиня с искренним волнением в голосе, впервые позабыв о сословных предрассудках. — Уверена, вы скоро обнимете сына, и мы вместе с вами будем радоваться его возвращению, потому что любим его, как и вы…

— Да, сударыня, — подхватила Рене, побледнев и сжав руку несчастной матери, — он спас моего отца. И мы любим его от всего сердца!

Виконт де Монвиль был сдержан, однако, похоже, искренен в своих чувствах, поэтому, когда на следующий день он появился у супругов Бувар, визит его был оценен очень высоко. Все знали, что он встречал Леона всего несколько раз в замке графини де Ружмон и едва знал капитана. Виконт живо заинтересовался шагами, предпринятыми для поисков пропавшего, любезно предложил свою помощь и пообещал заняться этим делом. Предложение его было встречено с благодарностью, ибо он слыл человеком слова.

Старый аббат Фарронвиль, известный как твердокаменный роялист и сторонник старого режима, глубоко уважал мирового судью, хотя тот был яростным патриотом и именовал себя гражданином. Несмотря на свои семьдесят шесть лет, аббат сам прискакал в Базош. Его замок, превращенный в настоящую крепость, находился в полутора лье от города. Старый дворянин, с мушкетом у бедра, как было принято в королевской гвардии, сопровождаемый четырьмя конными лакеями, имел поистине грозный вид, и его приезд произвел фурор в республиканском городке. Впрочем, старик пользовался всеобщим уважением и любовью, ибо всегда отличался добротой, и его никогда не упрекали за нетерпимость, напоминавшую скорее детское упрямство. Его визит к супругам Бувар был продолжительным и сердечным. Покидая дом судьи около двух часов пополудни, аббат сказал, сидя в седле:

— Холодно, однако погода чудесная. Отсюда до Ружмона меньше половины пути, который я уже проделал. Что, если навестить племянниц и попросить у них пристанища и тарелку супа? Да, черт возьми… почему бы и нет?

Как большинство светских аббатов конца восемнадцатого века, живших при дворе, чаще посещавших дамские будуары[52]

, нежели церкви, и отдававших предпочтение сочинениям Вольтера перед писаниями Фомы Аквинского[53], аббат Фарронвиль охотно ругался. Впрочем, это был единственный порок, оставшийся у человека, в молодости обожавшего вино, игру и красивых женщин, эту языческую троицу, которой во все времена поклонялись любители удовольствий. Состарившись, он стал отшельником, однако сохранил кое-какие увлечения. Отказавшись от вина, приводившего его в дурное расположение духа, от игры по причине отсутствия партнеров, от красавиц, ибо время его прошло, аббат пристрастился к охоте. Эта страсть по сравнению с остальными была наиболее приемлемой для духовного лица.

Было время, когда аббат решил эмигрировать, отнюдь не из страха, Боже упаси! Просто старик привык потакать своим прихотям. Вернулся аббат Филипп, как многие запросто звали его, в самый разгар Террора. Обнаружив, что по ту сторону Рейна чертовски скучно, а эмигрантское общество состоит из ничтожных, мелочных и нечистоплотных людишек, он в один прекрасный день направил свои стопы к дорогому его сердцу Босу и, рискуя головой, вновь обосновался в Фарронвиле. Как уже говорилось, революция прошла в Босе гораздо тише, чем в иных местах, аббата не тревожили, и он безо всяких забот дожил до более спокойного времени.