Банда возвращается

Кожинов наконец увел их из сортира, и вся группа остановилась у кресел в курительной комнате.

На раздражение Поливоды Кожинов не обратил ровно никакого внимания:

— Есть следы ударов каким-то тупым предметом — на голове; рассечена кожа, отсюда и кровь. Есть следы травм на шее и на лице, сильно повреждены шейные позвонки… Так что причину выбирайте сами, я не в силах до экспертизы определить, что именно привело к смерти.

— А врачи определят? Как вы полагаете?

— Затруднительные случаи бывают и у патологоанатомов.

— Где находится тело? — Бондарович решил осмотреть его во что бы то ни стало, желательно — со своим патологоанатомом.

— В четвертом госпитале.

— Мне нужен будет пропуск туда или удостоверение от СБП о том, что вхожу в следственную группу и т, д.

— Вы его получите, — обещал генерал Кожинов.

Бондарович тут обратил внимание, что все распоряжения Кожинова фиксирует в блокноте все та же молодая женщина, что сопровождала их даже в туалет. «Секретарь-референт, и любовница, и на все случаи жизни», — решил Александр, но тут же остановил себя, поняв, что незаслуженно переносит на красивую женщину свое раздражение.

— У меня, к сожалению, очень ограничено время, — заявил Кожинов, теряя интерес к майору ФСБ. — Чем я еще могу быть вам полезен?

Обратился он только к Бондаровичу, игнорируя присутствие Секретаря Совета безопасности.

«Не очень-то уживаются эти два медведя в одной берлоге», — отметил Бондарович с затаенной ухмылкой.

В какой-то — очень маленькой — мере, его даже забавляло параллельное наблюдение за этими первыми лицами «королевства», за их вполне человеческими и объяснимыми слабостями и повадками. Картину смазывало только отчетливое ощущение властности и опасности, исходящее от этих людей. Впрочем, Сева Могилев тоже был смертельно опасен. Отличие этих людей немного иное, Бондарович нашел наконец точное определение: они как бы были недосягаемы, будто из другого измерения или даже — из антимира… По крайней мере, чувствуют себя такими… Ну и, разумеется, держатся соответственно тому, какими себя чувствуют. Обаяния это им точно не прибавляет…

Александр отлично знал, что ему еще нужно:

— Мне необходим список людей, которые находились в момент совершения преступления на этаже. И еще видеокассеты, на которых зафиксированы их приход и уход через контроль на входе в блок, — я видел камеру слежения в холле.

На лице Кожинова ничего не изменилось, разве что дрогнули зрачки:

— Список вам будет немедленно предоставлен. А для просмотра видеозаписи вам потребуется специальное разрешение Президента, утвержденное Госдумой. Можете поговорить с лейтенантом Репекой или получить копию его письменных показаний, — генерал слегка кивнул на Репеку.

— Да, я уже знаком с ним, — вставил Александр.

— Остальные вопросы решайте с лейтенантом Макаровой, она выделяется для взаимодействия нашей группы с ФСБ и при необходимости обратится ко мне. Все?

Александр Бондарович посмотрел на него ясными глазами:

— Скажите, товарищ генерал, а кто старший следственной бригады?

— Н-да, — только и сказал Кожинов, повернулся и вышел.

Тимур Геннатулин и Светлана, 9 часов 45 минут ночи, 23 марта 1996 года, бар «Exsomnis» на Тверской, квартира.

Посетителей было много. Зал стал наполняться, как обычно, часов после шести вечера, — когда освободился «средний контингент»: молодежь, интеллигенты и полуинтеллигенты. Народ покруче посещал более дорогие и престижные заведения, многие из которых были оформлены как клубы — один только вход в них стоил недешево. Работяги, как и в прежние времена, удовлетворялись черными пивнушками.

Светлане помогали за стойкой и Лена — посудомойка, и Надежда — повар.

Иван — правая рука хозяина — заглядывал часов в восемь. Посмотрел, в какой они запарке и покачал головой. Он когда-то был барменом — еще в социалистические времена.

Какие тогда были бармены — название одно… Иван и сам часто говорил об этом, наблюдая, как работают нынешние парни… Но — тряхнул стариной, помог полчасика, приложил золотую ручку к фирменным коктейлям.

Светлана взглядывала на часы у себя за спиной — на табло видика. Ночной бармен Эдик обещал быть пораньше, но, кажется, не намеревался сдержать свое обещание. Эдика называли Ночной Бабочкой. По двум причинам: потому что он предпочитал вести ночной образ жизни — уже втянулся и не хотел менять; и потому что был — бабе: женоподобная фигура, смазливое личико, высокий голосок, холеная кожа… Полная противоположность тому парню, что заглядывал днем… Как его?.. Тимур… Какой-то нерусский.

Но мужчина — за версту видать. Силой так и пышет.

И взгляд какой-то жесткий, властный…

Играла музыка, стоял дым коромыслом. Шум, гам…

Пару-тройку пьяниц ребята уже выбросили вон…

— Привет!..

Светлана подняла глаза от мензурки.

Это был Тимур. Жесткий, властный взгляд… Смуглое лицо. Сдержанная улыбка.

Светлана к собственному удивлению слегка покраснела:

— Я думала, ты не придешь.

— Но я же говорил «до встречи».