Банда возвращается

— Я начинал в системе МВД, — сказал Бондарович — и не сильно слукавил.

— Ну, тогда Кожинов и подавно не подпустит вас к делу, — с понимаем заметил старик и кивнул в сторону коллекции. — Интересуетесь оружием, молодой человек?

— Очень впечатляет.

— Понимаю… Вон там, пониже, рапиры, настоящая «епископская голова» — марка Петра Мюниха из Золингена, шестнадцатый век.

— Петра Мюниха, вы говорите?..

Банда скромно пожал плечами; он давно уже не бывал в такой ситуации: уютный быт, всезнающий уважаемый дедушка…

Признался старику:

— К сожалению, мне почти ничего не известно о холодном оружии. Но даже просто несведущему человеку нетрудно догадаться, что коллекция здесь собрана уникальная.

— Уникумов здесь немного, — С улыбкой поправил Прокофий Климентьевич, — но есть довольно редкие клинки, — он внезапно перешел на другую тему. — В какой вы структуре, Александр Владимирович?

— Это недавно созданная служба — борьба с вооруженными формированиями и бандитизмом.

— А-а, — протянул старик, — борьба «двух концепций», контроль «авторитетов»… Передавайте привет Щербакову, — Виктор Семенович его, кажется, зовут.

Весьма способный человек, весьма. Правильно сделали, что к нему перешли. Умеет своих людей и использовать, и уважать, и беречь… Какого-то Глушко действительно взяли?

Речь старика время от времени перебивалась кашлем, он прижимал к губам платок, вытирал губы, и если бросал старый платок на пол, то ему немедленно подавали новый.

Бондарович неторопливо попивал чай, присматриваясь к новым знакомым, размышляя о том, зачем все-таки лейтенант Макарова привела его в этот странный дом. Пока что он уяснил для себя только то, что у этой чемпионки богатая родословная и что девица весьма непроста. Как непрост и этот упорно цепляющийся за жизнь старик, который вперебивку, как на классическом допросе, ведет домашний разговор. «Что ж, разберемся и с этими загадками».

Старику ответила Виктория:

— Да, дедушка, Кожинов сейчас допрашивает его. Похоже, что здесь замешаны финансовые проблемы на телевидении.

Дед понимающе кивал:

— Финансовые проблемы… Это для многих камень преткновения.

— Глушко и Смоленцев не поделили какие-то деньги, и Смоленцев выгнал его из телестудии. Тот организовал свое производство клипов и живет неплохо, — хотя и нельзя сказать, что процветает. Но сейчас перед выборами выделяются большие средства на поддержку новых каналов. Причем выделяются они не только президентской командой.

— Да, — подтвердил дед, — деньги сейчас есть и у Зюганова, и у Вольфовича, и Брынцалов скупиться не будет, и Лебедь имеет поддержку. Так что есть из-за чего подраться. Мне не понятно только одно, почему эти отношения они решили выяснять в Доме? Более подходящего места не нашли?

Виктория задумчиво склонила голову:

— Глушко психически неустойчив, к тому же, по-видимому, наркоман…

— Да, надо знать, кого в дом приглашаешь, — значительно заметил старик.

— Утром будет известно больше, — Виктория незаметно взглянула на Александра, — будем надеяться, дедушка, что версия Кожинова подтвердится. Но даже и в этом случае, думаю, многие попытаются использовать скандал, чтобы очернить Президента и его команду. Из этой истории не выйти без потерь. И еще та предстоит заваруха…

— Конечно, это очень удобный повод, чтобы поворошить и грязное, и чистое белье, — согласился Прокофий Климентьевич. — А вы что думаете по этому поводу, молодой человек? Обстановка, я понимаю, для вас не очень знакомая; вам привычней, когда вокруг «по фене ботают»… — старик снова закашлялся — надрывно, с болезненной гримасой на лице.

Александр заговорил со всей серьезностью:

— Думаю, что у каждой партии будет своя версия, отличная от кожиновской, зато согласная с собственной политической линией. Мнение майора-следователя — мое то есть мнение — в этой чехарде никого интересовать не будет.

— Ну, почему же, молодой человек? — не согласился старик. — Как раз к независимому и неопытному в политической «чехарде» человеку есть резон обратиться. От кого еще ждать в руки козырь?

Бондарович усмехнулся:

— Если у меня будет в руках столько «козырей», сколько сегодня, Прокофий Климентьевич, то играть окажется нечем. Заметьте, что сейчас мне бы следовало находиться в камере допросов и разговаривать с задержанным, а не пить ваш бесспорно замечательный чай, — Банда кивнул на свою опустевшую чашку. — Где, кстати, можно достать в Москве рижский бальзам? Много лет его не видел.

— Рижский бальзам вам, мил человек, по сегодняшнему времени может прислать только старый товарищ из славного города Риги, а насчет использования отрицательной информации вы не правы. Этой ночью многие дорого заплатили бы за то, что услышали бы от вас, будто майора ФСБ изолируют от хода следствия. Такое у вас, я полагаю, складывается впечатление?

Бондарович смолчал, отметив про себя точность попадания, и старик понял его молчание.

— Вот видите. Представьте себе, какой крик подняла бы, к примеру, «Правда» или «Сокол Жириновского» вокруг такого заявления. Вот это был бы им козырь; вот это была бы сенсация — почище задержания Глушко…