Бандитский брудершафт

Пришлось метаться, наводить в зале полный марафет, проветривать, менять скатерти, протирать стулья. Тащить со склада нарзан с лимонадом, раскладывать в определенном порядке приборы, салфетки, рюмки, фужеры и прочую мишуру. Весь этот ресторанный этикет для ожидаемых персон ровным счетом ничего не значил. Но в «Шкатулку» изредка заглядывал Разгуляев, требующий от официантов неукоснительного соблюдения правил. Приходилось стараться.

Около шестнадцати часов через служебный вход заявились шестеро уголовников. Они знали дорогу, пропетляли коридором, по-хозяйски зашли в «Шкатулку», расселись за длинным столом. Некоторых Васильков узнал. Среди новых гостей выделялся угрюмый и неулыбчивый мужик лет сорока восьми.

«Неужто пожаловал сам главарь?» — подумал Александр, хлопоча в небольшом зале.

Один из молодых бандитов прихрамывал, под его левой штаниной на щиколотке белела свежая бинтовая повязка.

Заказы они принимали вдвоем, опытный Семен — у возрастных гостей, Александр — у молодежи. Оба едва ли не бегом возвращались в «Шкатулку», тараня на подносах графины с охлажденной водкой и разнообразными закусками. Потом один дежурил в коридоре под дверью, так, на всякий случай, второй был на стреме у раздачи.

Под закуски разошлись три полулитровых графина водки на шестерых. Под первое блюдо, коим у большинства был московский рассольник, бандиты прикончили еще три. Вторые блюда у всех были разные. Водочка под них пошла размеренно, в удовольствие, с разговорами.

Васильков переставлял с подноса на стол горшочек с солянкой, порционного карася в сметане и тарелку с двумя расстегаями, когда главарь впервые подал голос.

— Чего там у Даниловского? — прожевав кусок мяса, спросил он непонятно у кого.

Возрастные мужики, сидевшие рядом с ним, перестали закусывать и вопросительно уставились на молодежь.

Крепенький парень лет двадцати трех спросил:

— У кого? Я не понял, о чем базар.

— О новой ювелирной лавке рядом с Даниловским погостом, шпана! — повысил голос татарин.

— Это в Духовском, что ли?! — догадался крепыш. — Были мы там, срисовали. Две длинные витрины с рыжьем и камушками. За ними две марушки, у входа легавый со стволом.

— Значит, резон есть? — прогудел главарь, выливая в большую рюмку остатки водки.

— А то! Там товару тысяч на сто! — азартно воскликнул верзила, которого тут уже дважды назвали Жигой. — Набьем золотом и камнями пару саквояжей и опять в берлогу подадимся.

— Не шустри, баламут, — одернул татарин.

Сорокалетний мужик со странным прозвищем Вофти-Тофти добавил:

— Мы только с кассой отскочили. Да еще с уголовкой в садах пободались. Куда нам? Так и влипнуть недолго.

— Вофти прав. Повременим, отлежимся, тогда и займемся, — сказал главарь, опрокинул в себя водку, отыскал взглядом официанта и приказал:

— Ну-ка притарань еще литр.

Прижав пустой поднос к груди, Александр топал по коридору к складу. Сердце его отбивало чечетку, грудь ходила ходуном. Он все еще переваривал услышанное и старался вспомнить значение некоторых мудреных словечек. Но это было второстепенно.

«Они говорили о золоте и бриллиантах. Значит, в Духовском переулке, что рядом с Даниловским кладбищем, находится ювелирный магазин или ломбард, — размышлял Васильков. — Его-то они и нацелились обчистить. Теперь дата налета. Осталось выяснить ее».

С датой было сложнее, так как бандиты и сами пока не знали, когда это удобнее сделать. После ограбления сберкассы, о котором Александр узнал от Кости Кима, банда встряла еще в какую-то переделку, пободалась в садах с уголовкой.

«Кто там взял верх — не знаю, но главарь, Татарин и Вофти явно осторожничают», — подумал Васильков, подошел к складу, тронул кнопку звонка.

— Я здесь, — напомнил о себе кладовщик, грустивший по какому-то поводу.

— Водки, пожалуйста.

— Ты что, первый день работаешь? — осведомился старик в белой сорочке и жилетке.

— Нет, уже не первый. А что?

— Какой водки? Сколько?

— Простите, задумался. Обсчитываю заказ, — смущенно проговорил новый официант. — Три бутылки «Столичной».

Кладовщик наклонился, достал из ящика водку, поставил на узкий прилавок, отделявший складское пространство от коридора.

— Держи. Как фамилия? Я еще не запомнил.

— Аверьянов.

Когда Александр перелил водку из бутылок в хрустальные графины и вновь появился в «Шкатулке», на него неожиданно обратил внимание главарь.

Он спокойно доел сочную кулебяку с лососем и грибами и проговорил глухим голосом:

— За то, что пособил моим корешам, благодарствую. — Этот тип смерил официанта тяжелым взглядом из-под кустистых бровей, вытер салфеткой губы и спросил:

— Чалился, значит?

— Было дело, — подтвердил самозваный Аверьянов. — В Безымянлаге. С конца тридцать девятого по начало сорок первого.

— Да, мне про тебя тут потрещали. И про лагеря, и про геройства. А чего в лакеи подался?

Александр набрал в легкие воздуха, слегка приосанился и с праведным возмущением проговорил:

— Так я как с войны вернулся, с Тимофеем пол-Москвы обошел. И в школу учителем труда просился, и в сторожа был готов, и помощником коменданта устраивался, и почтальоном. А потом деньги закончились, и Тимофей сюда меня привел.