Между тем, пока убийцы грабили свои жертвы, одна из них была жива. Это была дочь, которая очнулась, когда Левон выдирал из ее ушей сережки. Девушке понадобилось огромное усилие воли, чтобы не закричать от боли и ужаса, в противном случае убийцы бы ее просто добили. Но те и мысли не могли допустить, что их жертва жива после того, как по ее голове нанесли два удара. Хотя нет, Спица заподозрил что-то, едва они отошли на несколько десятков метров от места преступления. Не говоря напарнику ни слова, он поспешил обратно. Лилия в этот миг пыталась доползти до матери, но вовремя услышала приближающиеся шаги и снова вернулась на прежнее место, да еще нашла в себе силы принять прежнюю позу. Спица склонился над нею, пытаясь уловить ее дыхание. Но тело было бездыханно. Тогда, чтобы не чувствовать себя пробегавшим напрасно, Спица ударил девушку каблуком в висок и столкнул в канаву. Но ангел-хранитель и в этот раз отвел от девушки смерть. Когда спустя час мимо этого места проходили рыбаки, они услышали из канавы приглушенные стоны девушки.
На следующий день весь Сочи только и говорил об этом преступлении. На ноги была поднята вся местная милиция, а в Москву ушла телефонограмма, которая легла на стол самого министра внутренних дел Щелокова. Тот отрядил в Сочи своих лучших сыщиков.
Преступников могли схватить по горячим следам – прямо на ташкентской квартире потерпевших, – но подвела тамошняя милиция. Она очухалась только на третий (!) день после сообщения из Сочи. Поэтому, когда милиционеры нагрянули на квартиру Тернавиных, все ценное оттуда уже исчезло. Однако справедливое возмездие душегубов все равно не миновало. И помогла его совершить Лилия Тернавина. Она вспомнила, как за час до их ухода на пикник мамин ухажер встретил на пляже какого-то толстяка и что-то зло ему говорил. «На каком пляже это было?» – спросили девушку. «У морпорта», – ответила она.
На следующий день курортники, загоравшие у морпорта, могли наблюдать необычную картину: дюжие мужчины в пиджаках с оттопыренными подмышками носили между загорающими носилки, на которых лежала перебинтованная девушка. На недоуменные вопросы отдыхающих носильщики отвечали: мол, сестра в аварию попала, а врачи прописали прогулки на свежем воздухе. Все верили. А девушка внимательно всматривалась в их лица. И в итоге нашла того толстяка.
Им оказался судья ереванского суда, который восемь лет назад судил Спицу. И хотя ни имени, ни фамилии преступника он не помнил, однако это была уже серьезная зацепка. Прихватив Лилию, сыщики отправились в Ереван. Там они подняли архивы Ереванского горсуда, и в ворохе фотографий девушка отыскала фото ненавистного убийцы своей матери. Это был 37-летний Альберт Вартанян. Через свою агентуру сыщики пустили слух, что Спица собирается расправиться со своим племянником Арсеном, который участвовал в этом же преступлении (он играл роль того самого «референта»). Испугавшись этого, Арсен явился в милицию добровольно. И рассказал, что его дядя на днях собирается драпануть в Турцию. Эту информацию передали пограничникам. И Спицу взяли. С момента убийства Маргариты Тернавиной прошло всего лишь тринадцать дней.
Казанский феномен
Между тем если случившееся в Сочи нельзя было назвать типичным, то в Казани убийства и другие тяжкие преступления в те дни стали чуть ли не повседневным явлением. Именно в этом городе в конце 70-х стали появляться на свет молодежные преступные группировки, и в учебниках криминалистики это явление позднее назовут «казанским феноменом». Специалисты, изучавшие эту проблему, объяснят, что криминализация казанской молодежи (впрочем, как и всей остальной) происходила по причине отставания социальной инфраструктуры, рассчитанной на обслуживание подростков, когда в микрорайоне города, где проживает около 150 тысяч человек, работает всего лишь один кинотеатр, да и тот на 200 посадочных мест. Эти же специалисты отмечали, что Татарская АССР на рубеже 70—80-х годов стала регионом с невиданными ранее масштабами возведения крупнейших промышленных объектов («Атоммаш», КамАЗ, «Химмаш» и т. д.), и поэтому централизованное субсидирование и средства республиканского бюджета направлялись главным образом для решения социальных проблем именно новых городов. Казань же из этого списка выпадала и оставалась на «голодном пайке». И тогда молодежь города ответила на это резким ростом преступности.