Бангкокская татуировка

Чанья и Танее знаками показал и друг другу, что испытали от этого большое облегчение, — только тайцы могли понять их скрытый смысл. Как только Митч Тернер ушел, они заказали шампанское (американец во время обеда никогда не пил, и вообще пил очень мало) и в тысячный раз, не торопясь, соблазнили друг друга.

Оказавшись в квартире любовника, Чанья, как обычно, прошла в ванную и, готовясь начать массаж, переоделась в халат. Когда появилась в комнате, Танее тоже в халате лежал на диване. Он протянул ей отделанную красным бархатом коробочку. Внутри Чанья нашла кулон, изображающий Будду, на тяжелой золотой цепочке. Вынув украшение, девушка обнаружила, что цепь массивна и не слишком изящна, но золото тянуло на высшую пробу, она одна стоила не меньше пяти тысяч долларов. Будда был сделан из золота и нефрита и стоил в два раза дороже. Все в целом не пошло бы ей к лицу — слишком тяжеловесно и аляповато, но Чанья поняла, что Танее таким образом, на тайский манер, заботится о ее будущем. Золото — ее страховка и в США, и в другом месте, где бы она ни оказалась. Если попадет в трудное положение, всегда сумеет либо заложить, либо продать эту вещь. Другими словами, ее любовник говорит «прощай». Впервые в жизни Чанья расплакалась из-за мужчины. Но быстро взяла себя в руки — только упрямая складка у рта выдавала, как ей не просто владеть собой.

Танее утешил ее ласками и обращался в постели так, как никогда раньше. Его нежность сказала, что он тоже в нее влюблен. Сильнее, чем мог бы себе представить, но ни одному из них не пришло бы в голову вдвоем убежать куда-нибудь на необитаемый остров. Законы тайской феодальной пирамиды накрепко отпечатались в их сердцах. Танее не мог взять Чанью с собой в Пекин — огласка отношений приобрела бы такой резонанс, что это повредило бы репутации его жены, а на Востоке сохранение лица — самое главное в жизни. Это последнее свидание — все, на что они могли рассчитывать. И получили от него максимум удовольствия.

Танее запретил Чанье приезжать в аэропорт, и она поняла. Новость о его назначении в Пекин дошла до прессы, и в аэропорту будут ждать журналисты. Там не место для какой-то миа мой.

Мы, тайцы, не слишком ценим, если люди деланно выражают свои чувства, «играя лицом», как это любят на Западе. Чанья и Танее прощались на автомобильной стоянке у его дома. Потом шофер Танее, таец, отвезет ее домой. А пока они торжественно обменялись последним поцелуем и взглянули друг на друга сухими глазами. Оба понимали, что больше никогда не увидятся.

В тот самый момент, когда самолет Танее отрывался от взлетной полосы, в квартиру Чаньи позвонил Тернер; она в это время смотрела телевизор.

— Привет, — поздоровался Митч сухим и неестественно высоким голосом. — Надеюсь, вы не против моего звонка? Наверное, не ожидали меня услышать, но… м-м-м… пронесся слух, будто Танее улетел, и я подумал… м-м-м… что вам немного взгрустнулось. Может быть, вы заняты, не исключено, но если нет, я мог бы чем-нибудь угостить вас. Мне бы этого очень хотелось.

— Сгинь, — бросила Чанья и вернулась к телевизору. Она только-только начала понимать своеобразный юмор «Симпсонов».

Но фаранг оказался упорным — нет, он ее не преследовал, но очень верно выбирал моменты, чтобы возникнуть рядом. Танее сказал Чанье, что Митч Тернер — работающий под прикрытием агент ЦРУ. Он прикидывается государственным служащим, который оказывает содействие лоббистским группам, и в силу этого вхож в высокие сферы и к известным лицам. Чанья гадала, воспользовался он или нет своим служебным положением — уж как-то совершенно необъяснимо они то и дело наталкивались друг на друга. Таец, если бы его чувство воспарило настолько высоко (ее выражение, а не его; Чанья сильно сомневалась, что американец способен на такие слова), рано или поздно непременно начал бы угрожать. Тернер мог бы проверить по базе данных ЦРУ ее паспорт и визу и пригрозить депортацией, если она не согласится выполнить его каприз. Чанья отдавала ему должное, поскольку он этого не сделал. А повел себя как влюбленный джентльмен. Был ненавязчиво настойчив, неожиданно возникал из переулков, занимал столики в ее любимых кафе, звонил по телефону и говорил странные вещи:

— Все еще настаиваете, чтобы я сгинул?

— Нет, все в порядке. Извините. Вы тогда позвонили в неподходящий момент. Спасибо, что не забываете.

— Может быть, встретимся, когда вы перестанете грустить?

— Может быть.