Банка для пауков

Красненький зайчик медленно полз по верхним сиденьям спортивной арены, что амфитеатром спускались к полю, на котором буквой П были установлены пиршественные столы. Крохотный, в копеечку размером, он неспешно перепархивал с кресла на кресло, прошелся по пустынным трибунам, быстро миновал зачем-то приглашенный духовой оркестр, на секунду задержался на жирном трясущемся затылке мэра, который продолжал что-то говорить, но проследовал дальше — по скатерти, уставленной закусками и выпивкой. За программу фуршета отвечал некий бодрый старичок Сулико — владелец сети ресторанов грузинской кухни, казино и ночного клуба. Он же в те романтические шестидесятые был владельцем первой чебуречной, которую стали рэкетировать Вано со товарищи. Постепенно они стали вкладывать деньги в его бизнес — и вот результат! — через месяц или около того в Америке должен будет открыться первый в ее истории ресторан грузинской кухни, принадлежащий официально Сулико, а неофициально мафии. Беззубый Сулико не мог насладиться всеми прелестями стола, накрывать который были приглашены лучшие повара столицы, а руководил ими повар-патриарх кормивший еще Сталина. К сожалению попробовать его стряпню сам Сулико не сможет. Зубы его стали частью славной истории клана Марагулия — их ему еще двадцать лет назад выломал рукоятью пистолета совсем еще юный тогда Тамаз Сулаквелидзе, популярно объясняя чебуречнику все прелести работы под их опекой. Поэтому Сулико с немалым сожалением созерцал куски дымящегося мяса молодого барашка, которые ему только что преподнесли во время очередной перемены блюд. Внезапно ему показалось, что сквозь мелко нашинкованную зелень, которой был посыпан шашлык, просачивается кровь — он резко придвинул тарелку к себе. Если шашлык в самом деле подали сырым, то он рисковал лишиться кроме зубов еще и головы… Но это было лишь видение. Какой-то идиот пускал по залу красных зайчиков…

Луч этот исходил из лазерного прицела, привинченного к винтовке с глушителем, которую твердо и уверенно держал в своих руках мужчина в черном обтягивающем тело лыжном костюме. Голову его плотно облегала лыжная шапочка с гребешком, поскольку март был холодный. Мужчина находился на дне стеклянного стакана, подвешенного в центре зала под самой крышей. Под ним качались цирковые трапеции, еще от него отходили несколько тросов, служивших подъему знамен и смене рекламных транспарантов. Завершался «стакан» уже на крыше — башенкой со стеклянным шестигранным шатром.

* * *

«Шестерка» резво развернулась на площади перед дворцом. Ирина вышла из машины и сказала:

— Быстрее доставай камеру!

Оператор вышел из машины и настроил «Бетакам».

— Три-два-начали! — Произнесла Ирина в микрофон. — Дорогие телезрители! Эта передачу мы начинаем совсем не так, как задумывали. Мы начинаем ее уже после того, как отсняли и практически смонтировали весь материал. Мы готовили ее как репортаж с юбилея почетного гражданина нашего города. Этот человек известен всем, он ничуть не стесняется своего имени — имя этому человеку — Мафия. Да, многие газетные и журнальные материалы, появившиеся в последние годы указывают на то, что этот человек стоит за десятками кровавых убийств и злодеяний, сотрясающих наш город. И этот человек не сидит на параше, не жрет тюремную баланду, не пилит дрова на Колыме, нет сейчас он возглавляет банкет в свою честь во Дворце молодежи и принимает поздравления от самых знаменитых личностей нашего города…

* * *

— …и лично вы, дорогой Вано Авессаломович, — прочувствованно завершал мэр, — стали для нашего города и другом, и защитником, и кормильцем! Вашими усилиями и заботой наши юноши становятся мужественными и закаленными!..

«И активно пополняет ряды бандитов и рэкетиров…» — в тон ему пробормотал лейтенант Иващенко.

— Хорошеют и расцветают на глазах наши девушки! — восклицал мэр.

«…которых вы потом продаете в арабские бордели…» — подхватил лейтенант. В наушниках ему отозвалось несколько смешков его коллег, охраняющих покой мероприятия.

— Благодаря вам непрестанно ширится меценатство среди наших банков и торговых фирм…

«… которых вы обложили нещадной данью…»

«Тишина в эфире! Кто там пиз…т?» — строго произнес в наушниках голос майора Зайцева.

Неожиданно ему ответили три слова. Три непечатных слова, которые русские дети выучивают сразу же после слова «мама».

«… твою мать…» — тихо сказал лейтенант Иващенко. И еще раз повторил, но уже чуть громче.

«Лейтенант! — опешил майор. — Вы соображаете, что говорите со старшим по званию?..»

«В зале снайпер, товарищ майор! Ей-Богу, снайпер! Я вижу луч от лазерного прицела. Мамой клянусь, вон он сидит…»

И лейтенант Иващенко, проследивший за движением красного зайчика указал пальцем как ребенок на воздушный шарик на человечье тело, раскорячившееся под куполом арены. Он даже не слышал, что на самом деле истошно выкрикивает эти слова в полной тишине, поскольку отвлеченный его голосом мэр оторвался от своей бумажки и тоже воззрился на него, а потом (по его пальцу) наверх.