Банкирша. Шлюха. Примадонна. Книга 2

— Что это ты мне подсунула? — гневно спросил Станислав Адамович.

— Ты посмотрел кассету? До конца? — Евгения потянулась за сигаретами.

В соседней комнате спала Верунчик, и поэтому они говорили полушепотом.

— Нет, — сказал Станислав Адамович. — У меня сил не было до конца смотреть эту мерзость. Зачем ты мне дала эту кассету?

— Я ведь тебе объяснила. Чтобы ты знал правду.

— Какую правду? О чем?

— О своей дочери, Станислав.

— Какое она имеет отношение ко всей этой грязи?

— Подожди… — изумленно сказала Евгения. — Разве ты ее не узнал?

— Где?

— Да на кассете же!

— Конечно нет. И не мог узнать. Я не стану отрицать — девушка на этой кассете действительно ее напоминает. Что-то общее у них есть. Но это не моя дочь.

— Это она, Станислав! Она! Как это ни печально.

— У тебя-то откуда такая уверенность? Ты что, на съемке была? Свечку там держала?

— Разумеется, нет.

— Вот видишь! А берешься утверждать!..

Евгения даже растерялась. Такой реакции она не ожидала. Конечно, отцу не хочется верить, что его дочь способна выделывать такое с мужиками, да еще перед камерой.

Но ведь не настолько же он слеп, чтобы отрицать очевидные факты!

— Давай разберемся спокойно, Станислав, — сказала Евгения, закуривая. — Ты знаешь, как ко мне попала эта кассета?

— Как?

— Ее мне дала твоя дочь. Сама дала.

— Ну вот! — парировал Станислав Адамович. — Она тебя просто разыграла.

— Разыграла?…

— Глупо, конечно. Ей попала в руки кассета с похожей девицей. А ты все за чистую монету приняла.

— Невероятно!.. — пробормотала Евгения.

— Невероятно другое. Сама посуди: если бы на этой пленке была Мила, она ни за что не показала бы тебе кассету. Любой нормальный человек спрятал бы такое подальше.

— У нее тогда был очень сложный момент в жизни. Ей необходимо было кому-то открыться. Она искала душевного покоя.

— Странный способ искать покоя, согласись.

— В жизни много странного, Станислав.

— Но не такого!

— Всякого. Или ты думаешь, что я тебе вру?

— Нет, в этом тоже нет смысла. Просто ты что-то неправильно поняла. Или не поняла совсем.

— Да все я правильно поняла! — в отчаянии воскликнула Евгения. — Ты просто боишься узнать правду.

— Нет, как раз я хочу ее узнать. Очень хочу. И не успокоюсь, пока не выясню, кому и зачем это понадобилось.

— Господи! Что понадобилось?

Станислав Адамович задумался, кусая губы. Его мозг лихорадочно работал.

— Хорошо, примем как версию, что на кассете действительно она, — заговорил он. — Но не мне тебе объяснять, Евгения, какие возможности есть сегодня у видеозаписи. Вон Парфенов в своем «Намедни» вместе с Хрущевым у костра на охоте выпивает. А ведь Никита Сергеевич умер, поди, еще до его рождения.

— К чему это ты?

— А к тому, что этого Парфенова вмонтировали в старую кинохронику. Да так, что комар носа не подточит.

— Ты хочешь сказать, что и твою дочь вмонтировали в эту порнуху?

— Я ничего не утверждаю. Я просто говорю, что это возможно. Как возможно, кстати говоря, подобрать двойника для съемки.

— Опомнись, Станислав! Кому это нужно? Зачем?

— Вот это я и хочу выяснить. Тем более что это наверняка связано с ее якобы гибелью в Италии. И пока я не буду знать все, мы отсюда не уедем!..

Евгения поняла: муж ее сестры возвел вокруг себя такую неприступную стену, что штурмовать ее не было никакого смысла.

— Ладно, — сказала Евгения устало. — Поступай как знаешь!..

Апрель 1999 года. Сильвер

Дежурство на этот раз выдалось спокойным: ни одного тревожного вызова в пожарную часть не поступало. Но от вынужденного безделья Глотов устал сильней, чем от самой тяжкой работы. Бойцы целый день просидели в прокуренном помещении, не зная, чем заняться. Травили старые анекдоты, лениво перебрасывались в картишки, поглядывали телевизор. И бутылку тайком распить было нельзя. У сволочного начальника нюх был как у овчарки.

Наконец явилась смена, и Глотов, переодевшись, вышел на улицу. Спешить ему было некуда. Его сожительница, Верка, сегодня работала в ночную смену, и, стало быть, дома Глотова никто не ждал.

Глотов немного постоял в раздумье, а потом зашагал в сторону станции. Там круглые сутки работал ларек, где можно было разжиться спиртным.

Сумерки уже спустились на поселок, и в домах одно за другим зажигались окна. В тихом переулке Глотов услышал за спиной шаги и невольно обернулся. Неясная фигура следовала за ним по пятам. Глотов равнодушно пошел дальше. Он был тертым калачом и никого здесь не боялся. Когда-то Глотов сам держал в страхе Кратово. Ну не лично он, а местная банда, в которой Глотов был не последним человеком.

Давно это было. Много лет назад менты изрядно потрепали банду. Глотов схлопотал приличный срок и долго поправлял здоровье на свежем воздухе, на лесоповале.

В родные места он вернулся уже зрелым мужиком и пошел в пожарные с нищенским окладом, но лихих дней своей юности не забыл. И вскоре нащупал золотую жилу. Прежние занятия и лагерная школа закалили его прочно. Страха Глотов не ведал.