Бар эскадрильи

Но нам нужно вернуться в ту весну 1957-го года, в тот момент, когда некая молодая девушка с безумными глазами (это поэтическое уточнение дала телефонистка) принесла рукопись, озаглавленную «Ангел» и подписанную загадочным именем «Жиль».

В то время, когда число его сотрудников не превышало пяти или шести, Жос Форнеро считал делом чести самому читать по меньшей мере несколько страниц всех текстов, которые не были отвергнуты сходу Яном Гевенешем, выполнявшим в то время неблагодарную работу первого прочтения. «В 1957-м году?

В мои обязанности входило тогда все, вплоть до почтовых отправлений…», — вспоминает сегодня Ян Гевенеш. Он писал на обложках карандашом (чтобы потом можно было стереть), делал короткие пометки, иногда сардонические, дабы просветить Форнеро. Форнеро, которому мы сейчас предоставим слово, воспроизведя in extenso статью, которую он опубликовал 14-го июня 1978-го года на литературной странице в «Сирано».

ПРОЩАЙ, ЖИЛЬ

Ж.-Ф. Форнеро

Слухи, порой совершенно фантастические, касавшиеся Жиля Леонелли и циркулировавшие между 1957-м и 1968-м годом, утихли. Они достигли своей кульминации в 1968-м году в момент его великого отъезда. В то время мне не давали покоя в надежде, что я выдам секрет, одним из немногих хранителей которого я действительно был и о котором я и в дальнейшем буду продолжать хранить молчание. Разве можно раскрыть секрет души, как секрет какого-нибудь тайника или постыдной страсти? Пятнадцатью годами раньше добровольное исчезновение Джерома Дейвида Сэлинджера уже становилось предметом болезненного и неистового любопытства. После того, как самые различные басни в 1968-м и 1969-м годах обошли Париж, Рим, Нью-Йорк, журналисты, кажется, если не утратили интерес к Жилю, то, по крайней мере, стали проявлять некоторое уважение к его желанию скрыться. Это молчание, прерываемое фантасмагорическими откровениями, продолжалось почти десять лет. Но как только в мае этого года издательство ЖФФ объявило, что собирается опубликовать после семнадцати лет молчания новый текст Жиля, стало ясно, что горячка гипотез захватит вновь как всех тех, кого зачаровывало творчество писателя, так, увы, и тех, кто, не умея добыть правдивую информацию, придумывают нечто, не имеющее ничего общего с действительностью.

Так вот, сегодня, в условиях, которые раньше мне трудно было себе представить, я впервые соглашаюсь говорить о Жиле, о нашей встрече, соглашаюсь воскресить воспоминания, сообщить кое-какие детали, и все это в надежде придать немного правдивости и приличия комментариям, которые будоражат людей вот уже две недели.

Я всегда много читал. Но в те времена, поскольку в моем Издательстве не хватало персонала и денег, я читал еще больше. Каждый вечер и в конце каждой недели, покидая свое бюро, я уносил свой паек рукописей. У меня даже появилась привычка класть рядом с собой в машине текст, который я листал на красном свете…

Моя жена Сабина и я проводили тогда многие уик-энды в Компьенском лесу, в доме, который принадлежал моим друзьям в деревне Лa Бревьер. Именно там в воскресенье 19-го мая 1957-го года я раскрыл рукопись одного неизвестного автора, озаглавленную «Ангел».

Замешательство, ошеломление, возбуждение — как назвать чувство, которое немедленно поселилось во мне? Мне случалось, конечно, получать рукописи, «сюжетом» которых был гомосексуализм или какая-нибудь из его составляющих, но никогда до этого ни в каком другом тексте я не находил подобной трактовки этих тем, для меня одновременно и привычных, и чуждых, подобного торжествующего ликования, сочетающего утонченную развращенность с обезоруживающей невинностью.

Ликование, извращенность, невинность — я не случайно пишу эти слова. Именно их, как мне помнится, я нацарапал на листе, который всегда лежал рядом со мной во время моих чтений. По радио в соседней комнате громовой голос объявлял о победе Франжьо, выигравшего Гран-При в Монако. «Тише звук!» — крикнул я.