Барби. Часть 1 (СИ)

В пальцах Бригеллы что-то зловеще щелкнуло, а мигом спустя Барбаросса ощутила, как с ее дублета ссыпаются на пол пуговицы. Крохотный перочинный нож с изогнутым лезвием, мгновенно поняла она, наверняка золингеновской работы и хорошо подправленный, ишь как мягко скользит…

Тонкие ручонки Бригеллы, оказывается, годились не только для того, чтобы лапать юных шлюх в подворотне и держать бутылку с вином. Они удивительно ловко и сноровисто прошлись по всему ее телу, выказывая немалый опыт, ощупывая швы, и находя чертовски много интересного.

Вощеную струну от арфы, намотанную на ее левое запястье. Миниатюрную цепочку с грузиком на конце, прятавшуюся на правой голени. Невзрачную на вид свинцовую явару, которую она обычно затыкала за пояс. Свинчатку в хитро устроенном за пазухой потайном кармане… Уж конечно они отыскали ее нож, спрятанный в правом башмаке. Но вздрогнула Барбаросса лишь тогда, когда ловкие пальчики Бригеллы нащупали «Кокетку» и «Скромницу». Дьявол, нет, только не их…

Золингеновский нож в руках Бригеллы сделал разрезы так быстро и ловко, словно в свободные от сложения миннезангов и свальных оргий она практиковалась в анатомическом театре, вскрывая тела. Ткань дублета зашипела, кастеты беспомощно зазвенели, скатившись на пол. Отделенные от нее, они были мертвыми слитками металла, совершенно беспомощными и бессильными сами по себе.

— Мне кажется, Вере Вариоле надо побеседовать с тобой о том, с какими игрушками ты играешь, — пробормотала Бригелла, разглядывая «Скромницу» с каким-то брезгливым любопытством на лице, — Или, по крайней мере, подарить тебе приличный деревянный член. В твоем возрасте впору уже иметь взрослые развлечения…

— Иди на хер.

Воздуха в расколотой груди хватало лишь на пару слов. Впрочем, ее и не тянуло на длинные речи. Она ощущала себя издыхающей жабой, в теле которой не осталось ни единой целой косточки, жабой, по которой проехал, ворча, тяжело груженый аутоваген. Дьявол, давненько сестрице Барби не доводилось так славно отведывать…

— Тихо-тихо, — прохладный пальчик Бригеллы прижался к губам Барбароссы. Прохладный, мягкий, пахнущий миндальным кремом и тыквенным табаком. И достаточно проворный, чтобы мгновенно убраться, едва только клацнули зубы, — Не трать зря силы, прошу тебя. Позволь своему телу расслабиться.

Барбаросса стиснула зубы. От прикосновений Бригеллы по телу проходила злая колючая судорога, но это ничуть не помогало ей вернуть контроль над телом, сделавшимся бесчувственным и непослушным. Говорят, так ощущают себя контуженные пушкари, когда запертые в мортире демоны от ярости разрывают ствол. Тело совсем не сразу вспоминает, как двигаться и сохранять равновесие, ведет себя точно неуклюжий голем, в который Ад вдохнул жизнь, но не разъяснил, как жить дальше.

Она переиграла тебя, Барби. Эта колючая мысль, похожая на сколопендру, причиняла ей еще больше страданий, чем пытливые ловкие пальцы Бригеллы, скользящие по ее телу, или зловещий скрип чужого ножа. Переиграла как опытные картежницы из Шабаша при помощи меченой колоды переигрывают самоуверенных школярок, на щеках которых еще не высох крем от пирожных, не понимающих, что невесомые бумажные листки, порхающие над столом, решают их жизнь, превращая их в своих любовниц, служанок и пажей.

Ловко у нее это вышло. Пальчики Бригеллы вплели сестрицу Барби в эту проклятую авантюру легко и изящно, точно ленточку в тесьму. С такими навыками этой суке впору добиваться места в «Ордене Анжель де дя Барт», чем цедить скверное вино с «шутовками»…

Была еще одна неприятная мысль, которую Барбаросса пыталась не пускать в сознание, но которая вворачивалась в него, точно уховертка.

Бригелла не лгала, когда сказала, что в силах была зарядить свой амулет любыми чарами, в том числе куда более сильными или смертоносными. Способными раздавить ее, изжарить или растерзать, точно свора охотничьих псов выглянувшего на свет зайчонка. Но вместо этого она предпочла использовать банальную «живую силу», оглушив ее, контузив, обезоружив — но сохранив жизнь. Из милосердия?

Глаза Бригеллы разглядывали распластанную на полу Барбароссу, холодно и внимательно, точно она была выкройкой, лежащей на портняжьем столе. В этих глазах милосердия было не больше, чем в гибельной торфяной топи, окружавшей Кверфурт, легко затягивающей в себя хоть запряженную волами повозку, хоть одинокого путника.

Нет, это было не милосердие.

— Что дальше? — Барбароссе пришлось полминуты глубоко дышать, чтобы голос звучал ровно, не рождая предательской дрожи, — Что дальше, Бри?

Палец Бригеллы, еще недавно скользивший по ее дублету, легко коснулся деревянного носа маски, совершив по нему небольшую прогулку снизу вверх. На сцене этим жестом часто изображали задумчивость, граничащаю с растерянностью.