Барбаросса дернулась. Тело отозвалось короткой судорогой, быстро возвращая чувствительность, но сейчас это ее не обрадовало. Как, черт возьми, она должна задержать Бригеллу, находясь в таком же беспомощном положении, как мотылек, приколотый булавкой к пробке? Может, отвесить комплимент ее лаку для ногтей? Поделится слезной историей из детства? Рассказать анекдот?
— …знать, может, ты продержишься больше семи часов, — Бригелла ободряюще улыбнулась ей, не прекращая вязать блядские петли на постромках, — Может, впечатленный твоим упорством, монсеньор Цинтанаккар наделит тебя своей особенной милостью, как знать? И ты в самом деле сделаешься знаменита на весь Броккенбург, как и надеялась? Впрочем… Пожалуй, что нет. Когда он закончит с тобой, я полью твое тело ламповым маслом и сожгу вместе с этим домишкой. Едва ли тебя будут искать дольше, чем Панди. Она была легендой, звездой на тусклом небосклоне Броккенбурга, ты — лишь жестокой жадной до крови стервой, которых этот город плодит без счета. Даже твой ковен не станет ждать тебя больше недели.
Котейшество станет, подумала Барбаросса. Эта мысль не предназначалась гомункула, это была ее собственная мысль, которая должна была остаться при ней. Котейшество перевернет весь город вверх ногами в поисках сестрицы Барби. Она не поверит слухам, что распускает «Камарилья Проклятых», она не поверит лживым наветам. Она будет искать с адским упорством, рыть носом землю, но…
— Завтра я ненароком оброню в Адском Будуаре, будто видела тебя этой ночью, пьяной в дрова, рассыпающей проклятья, едва держащейся на ногах. Ты сообщила мне, что твоя подруга вляпалась в какую-то дурную историю и что ей грозят неприятности. В связи с чем ты собираешься плюнуть на учебу, смазать сапоги и припустить прочь из Броккенбурга, обратно в свой жалкий городишко на краю болота, пропахший дымом и щелоком. Как там его… Кавертиц? Кённигсбрук?
— Кверфурт, — произнесла Барбаросса сквозь зубы, — Он называется Кверфурт, ты, тупая сука.
Бригелла безразлично пожала плечами.
— Пусть так. Через день об этом будет знать весь город, включая «Сучью Баталию», может не сомневаться. Я знаю, как управляются ветра, разносящие слухи по Броккенбургу.
— Бри…
— Что? — она была так удивлена, что на миг даже перестала вязать узлы, — Что такое, Красотка?
Барбаросса кашлянула, чтобы прочистить горло. Полминуты, сказал гомункул, ему надо полминуты, чтобы сосредоточиться. Она должна завоевать эти полминуты, чтобы обрести шанс на спасение.
— Почему я? — тяжело спросила Барбаросса, — Почему ты решила свести счеты со мной, Бри? Из-за той свары? Из-за какой-то дырки в животе?
Бригелла прикусила губу. Совсем легко, но Барбаросса видела, как на миг окостенели ее пальцы, перестав вить страшную пряжу. Напряглись, побелели.
— Из-за какой-то дырки?.. Можно сказать и так. Знаешь, в прошлую нашу встречу я была не до конца откровенна с тобой. Та дырка, которую твое шило оставило мне на память… По правде сказать, она причинила мне немного больше хлопот, чем прочие. Немного больше.
— Черт! — вырвалось у Барбароссы, — Если ты сердишься из-за этого, дай мне шанс загладить вину! Ты получишь достаточно денег, чтобы оплатить лучшего лекаря в Броккенбурге! Не останется даже шрама!..
— Я готов, — сухо известил ее гомункул, — Крикну как следует, не сомневайся. Но твоя подруга, кажется, прожженная стерва. Едва ли я смогу ее серьезно оглушить. Может, смутить, и только на пару секунд…
Ты можешь начать прямо сейчас?
— Да, — подтвердил гомункул, — Я готов в любой момент. Подай сигнал, когда сама будешь готова, ведьма.
Подам, подумала Барбаросса, можешь не сомневаться. И в самом скором времени, едва лишь поймаю момент, когда она отвлечется…
Бригелла вздохнула. Она не слышала этого диалога, она слышала в этот миг что-то другое — губы ее, еще недавно призывно алевшие, по которым она игриво проводила язычком, затвердели, сделавшись бледно-алыми, как края старой раны.
— У тебя никогда не было блестящих отметок по анатомии, так ведь, Красотка? Ты слишком тупа, чтобы постигать эту науку, тебя всегда тащила на себе Котейшество. Но даже ты должна знать, что такое матка. Так ведь?
— Я…
— Это такой мешочек внутри. Тут, — Бригелла коснулась пальцем живота, — Мягкий, небольшой, похожий на крохотный шелковый ридикюль с кружевной обшивкой. В этом мешочке мы храним самое дорогое, то, что вызревает внутри нашего тела, когда приходит час. То, что от осталось от моего, пришлось вырезать ланцетом. Он лежал на подносе возле меня — груда заскорузлых окровавленных тряпок. А рядом с ним помещалось то, что некогда было внутри. То, что еще не успело превратится в жизнь, было лишь ее заготовкой — несколько сизых и алых комков. Знаешь, что это значит?
Барбаросса промолчала.
Да, подумала она. Догадываюсь. Об этом может догадаться даже такая никчемная ведьма, как я, имеющие паршивые отметки по анатомии и мало сведущая в адских науках.