Барби. Часть 1 (СИ)

Господин Лебендигерштейн был достаточно мудр, чтобы не отказывать своим покупательницам, здраво рассудив, что раз уж его бакалейная лавка волей Ада оказалась ближайшей к Малому Замку, в котором квартируют «батальерки», пытаться изгнать их не проще, чем изгнать мух со скотобойни. Оттого, не считая хмурых взглядом из-под бровей, вел он себя вполне учтиво и даже открыл в своей лавке изрядный кредит для «Сучьей Баталии». В обмен на это Вера Вариола закрывала глаза на амулеты, которыми он приторговывал из-под полы. Тем более, что амулеты эти были обыкновенно самого дрянного и никчемного свойства.

— Кислоты в прейскуранте не держим, — проворчал господин Лебендигерштейн, хмурясь еще более обычного. Из всех ведьм «Сучьей Баталии» сильнее всего он недолюбливал Барбароссу и всякий раз мрачнел, увидев ее на пороге, — У меня тут бакалейная лавка, а не алхимическая фабрика, извольте заметить…

— Значит, уксуса, — Барбаросса хлопнула по столу ладонью, — Половину шоппена, самого крепкого.

Лавочник как будто немного смягчился.

— Уксус имеется. Вам дистиллированного белого грюнбахского? Или яблочного, очищенного?

— Плевать, — резко отозвалась Барбаросса, — Чтоб проедал дюймовую доску насквозь.

— Извольте.

Господин Лебендигерштейн с удивительной для его отекшей фигуры грацией распахнул сундучок, не снабженный никакими надписями, и водрузил на прилавок склянку с прозрачной, немного отдающей желтизной, жидкостью.

— Три гроша с вас, значит, или шесть крейцеров, это уж как угодно.

Барбаросса взвесила склянку в руке. Жидкость внутри не выглядела особо внушительно, но надпись vinaigre на этикетке в сочетании с алхимическим крестом, снабженным четырьмя точками, позволяла надеяться, что внутри не трижды разбавленная виноградная водица. Да и остерегся бы этот барышник обманывать ведьму. Сойдет.

— Три гроша, госпожа ведьма, — брови господина Лебендигерштейна опасно сдвинулись, когда Барбаросса, взяв склянку, отсалютовала ему на прощание, направляясь к выходу, — Я попросил бы вас…

— Считай, дешево отделался, — буркнула Барбаросса на ходу, — Или мне поведать городскому магистрату о тех славных жабьих гробиках, что ты продал на прошлой неделе? Сколько ты успел сбыть? Полдюжины?

Господин Лебендигерштейн стиснул кулаки, каждый из которых мог своим размером сойти за мускусную дыню. Видно, уже жалел, что так опрометчиво выложил свой товар прежде чем покупательница отсчитает монеты. Некоторых тугодумов даже жизнь в Броккенбурге ничему не учит…

— Каких еще жабьих…

— Маленькая шкатулка с дохлой сухой жабой внутри, — спокойно пояснила Барбаросса, — Ее закапывают под крыльцом у недруга, чтобы забрать его удачу. Ходкий товар, а? Ты покупаешь их у школярок из Шабаша по грошу за штуку, а за сколько сбываешь своим приятелям-барышникам? Бьюсь об заклад, по талеру, а то и по два.

Рыхлая румяная кожа над воротником господина Лебендигерштейна немного побледнела.

— Не вполне понимаю вас, госпо…

— Школярки не умеют делать хороших амулетов, — усмехнулась Барбаросса, — На то они и школярки. Зато они отлично знают, как сыграть над доверчивым болваном злую шутку, этому их учат с первого дня. То, что ты принимал за сушеных жаб, на самом деле мелкие адские духи из свиты владыки Туароса, которых они ловят у реки на кусочки гнилого сыра. Днем они выглядят как кусок сухой херни, зато ночью пробуждаются и выходят на охоту. Пусть они невелики размером, зато аппетит у них отменный. Они проникают в дома к спящим и, усыпляя их своими чарами, обгладывают до костей. Особенно они любят домашних птиц и маленьких детей. Так сколько шкатулок ты успел продать?..

Господин Лебендигерштейн стиснул зубы.

— Доброго вам дня, госпожа ведьма, покорно прошу заглядывать почаще.

Барбаросса ухмыльнулась, однако не испытала при этом душевной радости. Лавочников принято считать трусливым народом, не склонным рисковать своей шкурой, но когда речь заходит о выручке, каждый из этих толстожопых ублюдков способен проявить больше отваги, чем пикинеры Валленштайна в обугленных рассыпающихся от жара доспехах, заживо сгорающие под испепеляющими струями адского огня. Она не сомневалась, что в конце месяца злосчастный шоппен уксуса будет заботливо вписан рукой господина Лебендигерштейна в счет, что он выставит «Сучьей Баталии». Как не сомневалась и в том, что обнаружив это, Гаста заверещит так, точно в жопу вогнали сучковатое полено — и, докопавшись до правды, устроит сестрице Барби чертовски хорошую выволочку…

Плевать, подумала Барбаросса, закрывая за собой дверь бакалейной лавки. Если я переживу следующие шесть часов, мне уже будет похер на все угрозы рыжей суки и все кары, что она только сможет себе вообразить…

— Не шесть! Куда меньше! — проскрежетал гомункул ей на ухо, — Ты тратишь наше время, ведьма! Так щедро, словно это украденные тобой монеты, которые можно спустить в трактире!

Дьявол. Она не привыкла думать, пряча свои мысли от существа, которое сидит в мешке у нее за спиной. Возможно… Барбаросса вздохнула. Возможно, ей придется пересмотреть многие свои привычки.