Барин. Повести и рассказы о любви

Местность просто завораживала. Сразу после песчаной отмели начинался глухой густой лиственный лес. Молодой и очень светлый местами. Потом полоса старого леса с буреломами и непроходимыми зарослями. Трудно сказать, почему такое чередование, – возможно после каких-то природных катаклизмов, – например смерча или лесного пожара. Не знаю. Надо окопаться в старых записях в церкви или управляющих… Хотя, кто там мог такие события регистрировать. Да и я навряд ли полезу искать и ворошить старые пыльные бумаги только для того, чтобы узнать, был ли за последнее столетие большой пожар в лесополосе, да еще прошел ли он полосой. Только при таком вот путешествии могли прийти в голову такие мысли…

За поворотом реки я увидел вдалеке помост. Небольшая деревянная площадка в воде у берега реки, пруда и т. п. для полоскания белья, для причала лодок и т. п. над поверхностью реки. Он издавна был местом для полоскания белья всеми жителями ближних деревень. Они группами и поодиночке прямо с этих подмостков выполаскивали белье в реке. Чаще всего, конечно, это были женщины разных возрастов.

Я подъехал на коне и спрыгнул около помоста. Женщина средних лет смотрела на меня из под руки против солнца. Когда она меня узнала, – своего барина, – то просто пала ниц, так и стоя на коленях. Она стирала и полоскала белье прямо на мостку, и оно было разложено вокруг нее на досках. Она улыбалась, глядя на меня снизу вверх.

– Здравствуйте, барин. Я очень рада Вас видеть. Как Ваше здоровье?

Я сел около нее, снял сапоги и поболтал ногами в воде.

– Сядь рядом. Хватит стоять на коленях. Ноги-то поди болят от длительной стирки?

– Нет, барин, на болят, – ответила она, садясь рядом и так же опустив ноги в воду. – Я привычная. Я часто здесь стираю.

– Тебя как зовут-то?

– Акулина.

– Орлица, значит? – улыбнулся я. – А живешь где?

– Живу я неподалеку, в деревне, – и она назвала свою деревню.

– А почему рядом с деревней не стираешь? Это же далеко отсюда мокрое белье носить.

– А мне не тяжело. Просто здесь мало кто из баб бывает, вода чище потому. Да и нет толпы на мостках. Не люблю я, когда много народу толчется рядом.

– А не боишься тут одна?

– А что мне бояться? Бандитов в наших краях нет, а свои меня все знают. А Вас я сразу признала, как подъехали. Мы всем селом когда-то вас приветствовали еще при батюшке Вашем. Я тогда еще девчонкой была.

– А в усадьбе ты не работала разве?

– Нет, мы с моим мужем туда зерно привозили в прошлом году. Там я Вас тоже видела. А Вы с кем-то разговаривали долго, пока мы зерно сдавали Евдокии.

– Дети-то у тебя есть?

– Нет, не дал Бог пока. Мы с мужем и свечки ставили в храме, и молились истово, но пока нет.

– Ладно, ты стирай, а я пока посижу рядом. Не обращай на меня внимание,– просто отдохну.

Женщина опять встала на колени и начала стирать и полоскать свои вещи. Она наклонялась с мостков к воде, выставив вверх ягодицы, прикрытые длинной юбкой. Правда юбку она подоткнула за пояс, и по дней стали видны ее ноги. Я смотрел на ноги и думал, что не обязательно отсутствие детей может быть в ней. Может же быть бесплодным муж, но никто не знает и никогда не узнает об этом. Мужу она не изменяет, а иначе никак не узнать.

Протянутой рукой я погладил по бедру. Акулина вздрогнула и замерла. Прямо над поверхностью воды и замерла. С бельем в реках, которое полоскала.

– Барин, а можно так? – спросила она.

– Со своим барином можно. Это как манна небесная для женщины. Я чужим мужчиной нельзя.

Акулина посмотрела на меня и немного придвинулась ко мне, словно чтобы я не тянулся к ней, если буду снова гладить. Я тоже придвинулся и глубже залез ей под юбку, начав гладить по холодному бедру. Кожа была гладкая, нежная. Хотя у женщин кожа на внутренней поверхности бедра всегда нежная, но в этот момент меня это как-то особенно тронуло.

Женщина положила белье в корзину, но выпрямиться я ей не дал. Тоже встал на колени позади нее и задрал юбку еще выше. Протянул руку дальше между ног и пощупал промежность. Промежность была тоже холодной, как кожа у лягушки, и мокрая, скорее всего от речной воды. Я расстегнул штаны, вынул наружу член и приблизился в ее половым губам. Как-то глубоко она вздохнула, что мне даже стало непонятно, хочет она этого или сожалеет. Не став это уточнять, я надавил головкой члена между ее губ и он вошел спокойно и ровно, как к себе домой. Глубже, глубже, глубже… Акулина так и стояла на коленях, нависнув над водой половиной тела, – только держалась руками за край помоста. И смотрела на меня, точнее на наше отражение в воде.