— У вас есть телефон? — взяла инициативу в свои руки Леночка. — Нам в Лойвинск надо срочно позвонить. Такси хотим вызвать.
— Телефон-от?! — Бабка удивилась так, как если бы её спросили не про телефон, а про телепорт или телекинез.
— А, может, в деревне у кого-нибудь есть? — спросил Дима, догадавшись, наконец, опустить уставшие руки.
— Откуда ж ему тут взяться? Переговорный пункт-от работал, с кабинками-теми, так закрыт уже сколько. Как Машка-почтальонша в город-от сбежала с хахалем-тем, так закрытый и стоит.
— А до города на чём можно добраться? — поинтересовалась Леночка.
— Дак тут давно никто не ездит… — задумчиво ответила бабка.
— Как полигон секретный закрыли, так автобус и перестал ездить! — жизнерадостно подтвердил дед, но под сердитым старухиным взглядом немедленно замолчал.
— Надо вам до шоссы-той пешком дойти, а там и попутка какая подвернётся, — посоветовала старуха. — Дорога-та тут одна, не смешаетесь.
Дима вдруг почувствовал сильнейшую апатию ко всему на свете. Он присел на скамейку и закрыл голову руками. Обложены со всех сторон! Путь до «шоссы» перекрыт вооружённым Толяном, связи нет, а через (Дима заглянул в телефон) три часа презентация. И если они не успеют к восьми часам на завод, то с должностью директора филиала можно попрощаться.
— Чегой это он сомлел? — спросила Леночку бабка, кивнув на Диму.
— Устал немного и проголодался. У вас магазин есть круглосуточный? — спросила девушка.
— Ларёк-от есть. Завтра откроется…
— Полюшка, может, покормим их? — обернулся гуманный дед Сашка к вредной старухе. — Щи остались с ужина, хлеб есть, яйца…
— Корми их всех! — проворчала Полюшка. — Так и самим можно ноги-те протянуть!
— Мы заплатим, бабушка! — пообещала Леночка, по-менеджерски ослепительно улыбаясь.
Может, деду Сашке удастся уговорить упрямую бабку пустить их в дом… Дима чувствовал, что просто зверски проголодался. А из дверей избы тянуло умопомрачительным запахом чего-то съестного. И ещё в доме тепло, а мокрые ноги озябли…
— А чем заплатишь-то? — не совсем понятно спросила алчная старуха. — Керенками?
— Рублями заплатим, — недалёкая Лена явно не поняла, чего хочет Полюшка.
Ромашин пошарил в бумажнике и протянул бабке две сотни.
— А, такие рубли… — разочарованно протянула старуха, поднеся купюры к носу. — Я-то думала, советские или царские… Ну да и ладно, с паршивой овцы… Заходите, что уж. А то я двери-те в сени не заперла. Выстудила, видать, избу-то.
Бабка Поля провела измотанных промокших путников через тёмные сени, забитые разнообразным хламом, в избу. Напротив входа на путешественников уставилась, широко раскрыв пасть, русская печь. От неё веяло таким теплом, уютом и какими-то генетическими воспоминаниями, что у Димы по телу пробежали приятные мурашки. Наконец-то в тепле! Вот бы наплевать на все презентации, совещания и переговоры, переодеться в сухое, забраться на печку, где приятно пахло то ли полынью, то ли берёзовыми вениками, и беззаботно уснуть, укрывшись каким-нибудь драным тулупом.
— Сымай чоботы-те, посуши, — предложила бабка Леночке, пряча Димины деньги куда-то в передник. — Садись вон к печке-той и сымай.
— Что снимать? — спросила девушка.
— Кроссовки! — подсказал, ухмыльнувшись, эрудированный директор. — Эх ты, потерянное поколение!
Леночка со скрипом стащила кроссовки, сняла промокшие насквозь носки, уселась на низкий табурет и с блаженством протянула бледно-синюшные ноги к печке.
— Давай чоботы-те, посушу, — Бабка приставила Леночкины кроссовки к печке, сверху набросила на них носки, взамен кинула девушке мягкие вязаные тапочки огромного размера и скрылась в соседней комнате.
Дима не стал дожидаться приглашения и тоже разулся. Но вязаных тапок ему уже не досталось, пришлось довольствоваться обычными, видимо, купленными на вещевом рынке, ободранными и по-азиатски аляпистыми.
— Девка-то твоя тошша. Захворает. Надо ей ноги самогонкой растереть, — озабоченно произнёс дед. Он ушёл в соседнюю комнату, где бабка звенела посудой, погремел крышкой подпола, покряхтел, почертыхался и вернулся с огромной бутылью прозрачной жидкости.
— Ты, что ль, натрёшь, ягодник? — предложил он Ромашину, протягивая бутыль.
Дима не отказался бы, но Леночка это заметила и немедленно вскочила:
— Я сама!
— Ох ты, стрекоза! Ну сама, так сама! Держи, растирай.
Дед сходил за стаканом и нацедил Леночке сильно пахнущей хлебом жидкости чуть больше половины.
— А мы с твоим мужиком пока изнутри разотрёмся! — Дед подмигнул директору и выразительно щёлкнул по горлу. — Смотри, как слеза прозрачная! И сивухой не пахнет!