Барнеби Радж

Они придвинулись к огню, а Паркс, сидевший ближе всех к двери, вздрогнул и глянул на нее через плечо. Мистер Уиллет сердито спросил его, какого черта он оглядывается, затем, невольно пробормотав: «Господи, прости!» — сам покосился на дверь и еще ближе придвинулся к остальным.

— Когда я выходил вечером отсюда, я и не вспомнил, какое сегодня число, — начал Соломон Дэйзи. — А ведь вот уже двадцать семь лет я в этот вечер никогда не хожу один в церковь. Люди говорят, что мертвецы, которые не обрели покой в могиле, празднуют годовщину своей смерти — все равно как живые празднуют день рождения… Ох, как воет ветер!..

Никто не отозвался. Все глаза были прикованы к лицу Соломона.

— Уже по одной только погоде можно было догадаться, какое сегодня число. Ни разу в году не бывает такой ужасной бури, как в эту ночь. Девятнадцатого марта я никогда не сплю спокойно.

— Я тоже, — тихо вставил Том Кобб, — Ну, рассказывай дальше.

Соломон Дэйзи поднес стакан к губам, отпил немного, поставил его на пол (рука у него дрожала, ложечка звякнула громко, как колокольчик), затем продолжал:

— Говорил же я вам, — девятнадцатого марта всегда что-нибудь напоминает о несчастье в Уоррене. Ну, вот, и сегодня — думаете, случайно я забыл завести башенные часы? Никогда такого со мной не случалось в другое время, — а ведь эти дурацкие часы приходится заводить каждый божий день! Так почему же именно сегодня это вылетело у меня из головы?

Идя отсюда в церковь, я спешил как только мог, потому что надо было еще сначала зайти домой за ключами. Вею дорогу дождь и ветер так меня донимали, что временами я еле держался на ногах. Наконец я добрался до церкви, отпер дверь и вошел. По дороге я не встретил ни одной живой души, и вы сами понимаете, как мне было жутко. Никто из вас не хотел пойти со мной, как будто предчувствовал, что случится.

Ветер так бесновался, что мне с трудом удалось захлопнуть церковную дверь, навалившись на нее всем телом, да и то она дважды раскрывалась настежь, я еле мог ее удержать и готов был поклясться, что кто-то толкает ее снаружи. Наконец я ее все-таки захлопнул, повернул ключ и пошел на колокольню заводить часы как раз вовремя: не приди я, они бы через полчаса остановились. Беру я, значит, свой фонарь, собираюсь уходить, — и тут только вспомнил, что сегодня — девятнадцатое марта, да так неожиданно, словно кто меня толкнул или по голове стукнул. И в эту самую минуту слышу снаружи голос — как будто из могилы на погосте…

Тут старый Джон торопливо перебил рассказчика и, обратясь к мистеру Парксу (тот сидел против него и смотрел поверх его головы на дверь), спросил, не будет ли он любезен объяснить, что именно он там видит. Мистер Паркс извинился и заверил его, что он ни на что не смотрит, а просто так слушает, на что мистер Уиллет с негодованием заметил, что слушать с таким выражением на лице — манера не очень-то приятная, и если у я; мистер Паркс не может иначе, пусть лучше закроет лицо носовым платком. Мистер Паркс покорно согласился сделать это, если потребуется, и Джон Уиллет предложил Соломону рассказывать дальше. Тот подождал, пока утихнет сильный порыв ветра, потрясший, казалось, до основания даже этот крепкий дом, и продолжал:

— Не вздумайте уверять, что это мне почудилось или что я какой-то звук принял за человеческий голос. Я слышал, как ветер свистит под сводами церкви. Слышал, как колокольня скрипит и трещит, как дождь барабанит в стены. Я видел, что колокола дрожат и веревки качаются взад и вперед. И так же ясно я слышал этот голос.

— А что же он говорил? — спросил Том Кобб.

— Не знаю. Может, он и не говорил ничего. Это был крик — ну, вот, как вскрикнет человек иной раз со сна или когда увидит что-нибудь страшное. Крик облетел вокруг церкви и замер где-то вдали.

— Ничего в этом нет особенного, — сказал Джон, переводя дух и с облегчением осматриваясь кругом.

— Может, и нет, — отозвался Соломон. — Но это еще не все.

— А что еще? — спросил Джон, перестав утирать лицо фартуком. — Что еще вы нам расскажете?

— То, что видел.

— Видел! — повторили хором все три слушателя и наклонились ближе.

— Хочу я, значит, выйти из церкви, — сказал Соломон с таким выражением лица, что невозможно было усомниться в его искренности, — открываю дверь, очень быстро открываю, чтобы захлопнуть ее раньше, чем опять налетит ветер, — и вдруг мимо меня промелькнула какая-то фигура, так близко, что стоило мне протянуть палец, и я мог бы до нее дотронуться. Голова у этого человека была непокрыта — в такую-то непогоду! — и он, пробегая, обернулся и посмотрел мне прямо в глаза. Это было привидение — да, призрак!

— Чей же? — в один голос крикнули все трое.

Рассказчик, дрожа, откинулся на спинку стула и отмахивался рукой, словно умоляя, чтобы его больше ни о чем не спрашивали. Он был в таком волнении, что ответ его расслышал один только Джон Уиллет, сидевший с ним рядом. — Да кто же, кто это был? — повторяли Паркс и Том Кобб, с жадным любопытством глядя то на Соломона, то на мистера Уиллета.