Барнеби Радж

— Еще бы! Я думаю, видел. Хорош был бы этот дом без меня! А помните, как я вообразил, будто вы — друг того бродяги, и чуть было не затеял с вами ссору, но когда оказалось, что вы его смертельно ненавидите, предложил вам выпить со мной? Неужто не помните?

— Помню, помню!

— Вы и теперь питаете к нему такие же чувства? — допытывался мистер Тэппертит.

— Еще бы! — прорычал Хью.

— Вот это речь настоящего мужчины! И я охотно пожму вам руку, — объявил мистер Тэппертит и немедленно перешел от слов к делу, а Хью с готовностью откликнулся на его любезность, и они торжественно, с подчеркнутой сердечностью, пожали друг другу руки.

— Оказывается, мы с этим джентльменом старые знакомые, — сказал мистер Тэппертит, обращаясь ко всему обществу. Затем он снова повернулся к Хью.

— И вы с тех пор больше ничего не слыхали об этом мерзавце?

— Ничего, — ответил Хью. — И не желаю о нем слышать и вряд ли услышу. Надеюсь, он давно сломал себе шею.

— Надо надеяться, что это так, ради блага всего человечества и счастья нашего общества, — изрек мистер Тэппертит, отирая правую ладонь о штаны и то и дело осматривая ее. — А другая рука у вас почище? Ну-ка, покажите. Нет, почти такая же. Ладно, второе рукопожатие считайте за мной. Если вы ничего не имеете против, предположим, что оно состоялось.

Хью снова покатился со смеху. Он хохотал так бурно, что, казалось, руки и ноги у него сейчас оторвутся и все тело разлетится на куски. Но мистер Тэппертит не только не рассердился за этот взрыв необузданного веселья, а наблюдал его в высшей степени благосклонно и даже принял в этом веселье некоторое участие, насколько это позволяли приличия и благопристойность, обязательные для такого серьезного и видного человека.

Мистер Тэппертит этим не ограничился, как сделали бы на его месте многие общественные деятели: он подозвал своих адъютантов и представил им Хью в самых лестных выражениях, сказав, что в наше время такому человеку просто цены нет. Затем он удостоил заметить, что Хью был бы находкой даже для «Непоколебимых» и Союз этот мог бы гордиться таким членом. Убедившись после осторожных расспросов, что Хью весьма не прочь вступить в него (ибо Хью был вовсе не привередлив, а в этот вечер готов был присоединиться к кому угодно, для какой угодно цели), мистер Тэппертит тут же, не сходя с места, распорядился, чтобы были выполнены все необходимые формальности. Таким признанием великих заслуг Хью более всех был доволен мистер Деннис, о чем он и заявил, сопровождая свои слова отборными и виртуозными ругательствами, к неподдельному восторгу всего общества.

— Распоряжайтесь мной, как хотите! — кричал Хью, размахивая кружкой, которую он уже не раз опорожнил. — Давайте мне любое дело. Я — ваш. Я на все согласен. Вот он, мой начальник, мой вождь! Ха-ха-ха! Пусть только скомандует, и я выйду в бой один против всего парламента или подожгу факелом хотя бы трон самого короля.

Тут он с такой силой хлопнул по спине мистера Тэппертита, что тщедушное тело великого человека съежилось до размеров почти невидимых, и снова загоготал так оглушительно, что даже подкидыши в соседнем приюте проснулись и дрожали от испуга в своих кроватках.

Поведение Хью объяснялось тем, что фантастическая нелепость этого нового товарищества всецело занимала сейчас его неповоротливый ум. Уже одно то, что человек, которого он мог бы пальцем раздавить, изображает из себя его начальника и покровителя, казалось ему до того забавным и необычайным, что он не мог сдержать буйного веселья. Он все хохотал и хохотал, сто раз пил за здоровье мистера Тэппертита, кричал, что он, Хью, отныне «Непоколебимый» до мозга костей, и клялся в верности этому Союзу до последней капли крови.

Все его любезности мистер Тэппертит принимал, как должное, как лестную, но вполне естественную дань своим неисчислимым достоинствам и своему превосходству. Его величественное спокойствие и самообладание только еще больше потешали Хью, — словом, между карликом и гигантом в этот вечер был заключен дружественный союз, обещавший быть прочным и длительным, ибо один считал, что он призван повелевать, другой в подчинении ему видел увлекательную забаву. При этом Хью вовсе не был пассивным подчиненным, который не позволяет себе действовать без четкого приказа начальника. Когда мистер Тэппертит влез на пустую бочку, заменявшую здесь трибуну, и обратился к присутствующим с речью о надвигающихся коренных переменах, Хью стал за его спиной и, хотя сам ухмылялся во весь рот при каждом слове оратора, не давал потачки другим насмешникам и так выразительно размахивал своей дубиной, что те, кто вначале пробовал перебивать Саймона, стали слушать необыкновенно внимательно и громче всех выражали одобрение.