Барон Николай Корф. Его жизнь и общественная деятельность

«Наш друг» барона Корфа восполнил собою тот пробел в нашей школьной литературе, который так остро чувствовал К. Д. Ушинский, понимавший недостаточную примененностъ своего «Детского мира» и «Родного слова» к особенностям и потребностям народной школы и стремившийся написать особую учебную книгу специально для народной школы. Не так, однако, взглянула на это дело кабинетная петербургская педагогическая критика. Как это ни конфузно и ни прискорбно, но находились и такие патентованные педагоги, люди, претендующие на имя в деле народного образования, которые пытались поставить в вину «Нашему другу» все то, что составляет специфическую отличительную его черту от названных выше руководств Ушинского, в чем заключается специальная приспособленность этой книги к потребностям народной школы. Для этой последней (в смысле учащих и учащихся) она действительно является другом

в полном смысле слова: все содержание и построение этой книги продиктовано не одной только глубокой изученностью дела, но и горячей любовью и к тем, которые учатся, и к тем, которые учат. Тут буквально нет статьи, в которой вы не чувствовали бы заботы барона Корфа о том, чтобы она была понятна, интересна и полезна учащимся, и о том, чтобы она не затруднила учащих. Во всех случаях, где только учащий мог бы споткнуться и заблудиться, на выручку ему является «Друг» и указывает, как с успехом пройти опасное место.

К сожалению, все это проглядела патентованная кабинетная педагогическая критика. Она не проявила ничего самостоятельного, непосредственного. Впрочем, она и не могла проявить этого, так как в ту пору, когда появился «Наш друг», не было еще установлено учебной программы народной школы, не успела еще окончательно установиться практика только налаживавшихся учительских семинарий. И то, и другое барон Корф опережал своей книгой, предрешая, так сказать, их постановку.

В отношении к «Нашему другу» со стороны некоторых из влиятельных петербургских педагогов дело не обошлось и без значительной доли двоедушия: в глаза они говорили барону Корфу о его деятельности и печатных трудах одно, а за глаза старались показывать и утверждать совсем другое. Вот особенно характерный факт в этом отношении.

Один из видных петербургских педагогов, с влиятельным служебным положением, писал из Петербурга в ноябре 1870 года барону Корфу следующее: