Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом

В Северном отряде служил и отлично зарекомендовал себя штабс-ротмистр барон П. Н. Врангель, будущий командир барона Р. Ф. Унгерна во время Первой мировой войны. Благодаря таким генералам и офицерам, как П. К. Ренненкампф, А. А. Орлов, П. Н. Врангель, первая революционная волна, накатившаяся на Российскую империю, к концу лета 1906 года резко пошла на убыль. Революционеры отныне делали ставку на индивидуальный террор.

Из Маньчжурии Унгерн на некоторое время заезжает в Ревель, где проживали мать, отчим и другие родственники. Несмотря на революционные волнения в окрестных мызах и хуторах, обстановка в самом городе была относительно спокойной. Повидавшись с родными и придя немного в себя после года с лишним армейской службы, Р. Ф. Унгерн-Штернберг отправляется в Санкт-Петербург, дабы продолжить воинскую службу уже в качестве юнкера Павловского пехотного училища.

Павловское пехотное училище было детищем военного министра Александра II, Д. А. Милютина. Именно Д. А. Милютину принадлежала идея создания Павловского и Константиновского военных училищ в Санкт-Петербурге и Александровского — в Москве. Павловское пехотное училище возникло в 1863 году и насчитывало приблизительно 300 воспитанников. Юнкера проходили двухлетний срок обучения. Каждый срок делился на два периода — зимний и летний. Летом юнкера выводились на Дудергофское озеро под Красным Селом. В зимний период занятия проводились в классах и на плацу — на базе самого училища.

Г. А. Бенуа, выпускник Павловского пехотного училища, вспоминал: «Два года в училище пролетали незаметно в постоянных занятиях на огромном манеже, где мы занимались маршировкой и лихими ружейными приемами».

В программу военных училищ входил блок гуманитарных дисциплин — русский язык и литература, политическая история, иностранные (французский и немецкий) языки, а также Закон Божий. Гуманитарные дисциплины занимали 30 % времени общей недельной учебной нагрузки. «Естественные дисциплины» (математика, физика, химия) занимали 22,5 % от общего курса. Остальное учебное время, то есть 47,5 %, было отдано специальным военным наукам — тактика, артиллерия, военная топография, военная администрация, фортификация и ряд других наук. Впрочем, данный курс варьировался и довольно часто менялся. Основной целью программы было «приближение военных знаний юнкеров к войсковой жизни…» Все вышеперечисленные дисциплины осваивались юнкерами в зимний период обучения. Летом предстояли практические занятия. Г. Бенуа приводит перечень занятий, проводившихся на летних лагерных сборах: стрельба, строевые учения, съемка местности, фортификация и саперные работы, сомкнутый и рассыпной строй, батальонные учения… «Нередко ходили церемониальным маршем развернутым строем роты», — вспоминал Бенуа.

Каждое военное училище отличалось своей особой атмосферой, своими писаными и неписаными традициями. В обществе существовал определенный стереотип взглядов на то или иное училище. Николаевское кавалерийское училище (любимое детище Николая I до 1865 года именовалось Николаевское училище гвардейских юнкеров) окружал ореол «шагистики и солдафонства». Юнкера-«александровцы» считались «прогрессивными и свободомыслящими». Выпускники Павловского пехотного училища — «честные служаки и парадные офицеры». В Пажеском корпусе собраны юноши «из лучших дворянских семей».

Начальник охраны императора Николая II генерал А. И. Спиридович в своих воспоминаниях привел ряд характерных мифологем, сопровождавших каждое военное училище: «О каждом училище имелись свои подробные сведения. Александровское училище в Москве — нестрогое и даже распущенное, офицеры не подтягивают, смотрят на многое сквозь пальцы, учиться нетрудно, устраиваются хорошие балы.

Из двух пехотных петербургских Константиновское много легче Павловского. Отношение офицеров хорошее, похожее на корпусное. Училище расположено около Обуховского моста; прозвище — Обуховские институтки. Павловское училище самое строгое: муштровка сильная, дисциплина страшная, солдатчина, требуют строй и гимнастику. Зовут — Павлоны-солдафоны».

Именно в «самом строгом» военном училище предстояло провести два года юнкеру Р. Ф. Унгерн-Штернбергу, человеку, уже успевшему, в отличие от многих своих товарищей, «понюхать пороху» на Русско-японской войне.

Мы помним, что проблемы с дисциплиной возникали у барона Унгерна еще в период обучения в Морском кадетском корпусе. Можно себе представить, сколь трудным было приспосабливаться к павловским порядкам независимому и самоуглубленному молодому человеку.