Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом

Э. Людендорф задним числом так оценивал деятельность германского генералитета в 1916–1917 годы: «Я предостерегал против попыток пошатнуть положение императора в армии. Его Величество было нашим Верховным Главнокомандующим, вся армия видела в нем своего главу, мы все присягали ему в верности. Этих невесомых данных нельзя было недооценивать. Они вошли в нашу плоть и кровь, тесно связывали нас с императором. Все, что направлено против императора, направляется и против сплоченности армии. Только очень близорукие люди могли расшатывать положение офицерского корпуса и Верховного Главнокомандующего в такой момент, когда армия подвергается величайшему испытанию». Это позднее прозрение выдающегося немецкого военачальника в полной мере может быть отнесено к его русским коллегам.

… Ситуация, складывавшаяся на фронте к концу 1916 года, была для России более чем благоприятной. В этом единодушны практически все объективные историки Первой мировой войны. Широко известны слова У. Черчилля о ситуации в Российской империи: «Ее корабль пошел ко дну, когда гавань уже была видна. Она уже пережила бурю, когда все обрушилось на нее. Все жертвы принесены, вся работа завершена… Долгие отступления закончились; снарядный голод побежден; вооружение шло широким потоком; более сильная, более многочисленная, гораздо лучше снабжаемая армия держала огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми… Кроме того, никаких особенно трудных действий больше не надо было предпринимать; нужно было оставаться на посту…; иными словами, надо было удержаться; вот и все, что стояло перед Россией и плодами общей победы». Гораздо менее известно мнение графа Отгокара Чернина, австрийского дипломата, человека проницательного и умного, принципиального и последовательного врага Российской империи… В августе 1916 года, после долгих раздумий, румынское правительство объявило войну Австро-Венгрии и Германии. О. Чернин в это время являлся австрийским посланником в Бухаресте. Через некоторое время австрийские дипломаты были отпущены на родину. Возвращаться в Австрию пришлось через Россию.

«Путешествие через неприятельскую страну было весьма любопытно, — вспоминал позже граф Чернин. — В то время как раз шли кровопролитные бои в Галиции, и нам днем и ночью встречались беспрерывные поезда, или везущие на фронт веселых, смеющихся солдат, или оттуда — бледных, перевязанных, стонущих раненых. (Напомним, что поездка Чернина через Россию проходила осенью 1916 года. — А. Ж.) Население всюду встречало нас удивительно приветливо, и здесь мы не замечали и следа той ненависти, которую мы испытали на себе в Румынии. Все, что мы видели, проявляло себя под знаком железного порядка и строжайшей дисциплины. Никто из нас не верил в возможность того, что эта страна находится накануне революции, и, когда по моем возвращении император Франц-Иосиф спросил меня, достал ли я какие-нибудь данные об ожидающейся революции, я ответил решительно отрицательно». Итак, никаких признаков кризиса, развала, надвигающейся катастрофы О. Чернин не заметил, хотя весьма на это надеялся.

Упоминавшийся выше немецкий генерал Э. Людендорф, оценивая обстановку на конец 1916 года, писал: «России удалось создать новые мощные формирования. Численность дивизий была сокращена до 12 батальонов, батарей — до 6 орудий. Новые дивизии формировались численностью меньшей на 4 батальона, на каждую батарею приходилось 7–8 орудий. В результате такой организации значительно возросла мощь русской армии… Верховному командованию (германской армии. — А. Ж.) придется считаться с тем, что неприятель в начале 1917 года будет подавляюще сильнее нас. Наше положение чрезвычайно тяжелое и выхода из него почти нет… Наше поражение казалось неизбежным».