Читаем Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом полностью

Коломенский исправник ретиво приступил к исполнению приказа губернатора. Все подчиненные ему служивые были брошены на поиск агитатора Литвина. И писарь, тот самый, что когда-то выдавал Зиновию вид на жительство в Нижнем Новгороде, опознал бывшего своего подопечного, незаметно увязался за ним и в тот же вечер передал его, как говорится, из полы в полу, под наблюдение московского филера, оказавшегося в ту пору в Коломне.


Докладывая Шанцеру о своей агитационной работа в Коломенском и Зарайском уездах, Зиновий рассказал также, как ему пришлось спешно ретироваться. На велосипеде!

— Ну что ж? — сказал, улыбаясь, Шанцер. — Велосипед вполне подходящее средство передвижения.

— Так-то оно так, — согласился Зиновий. — Только до каких же пор мы, чуть что, удирать от них будем?

— Скоро уже не будем, — твердо ответил Шанцер. — Мы порядочно запасли оружия, и закупка его продолжается. Несколько тысяч рублей передал нам в партийную кассу писатель Максим Горький. Двадцать тысяч внес фабрикант Шмит.

— Фабрикант?

— Да. Владелец мебельной фабрики на Пресне. Дружину на своей фабрике он уже вооружил. И неплохо. Теперь вот еще дал на оружие двадцать тысяч.

— Это здорово! — восхитился Зиновий. — Так надо, чтобы это оружие не залежалось.

— Не залежится, — усмехнулся Шанцер. — Уже на многих фабриках и заводах боевые дружины вооружены огнестрельным оружием. Московский комитет для руководства действиями дружин создал Боевую организацию. Дружинам поручено охранять митинги и массовки, а если потребуется, давать вооруженный отпор полицейским и казакам.

4

Кроме быстротечных митингов у ворот заводов и фабрик по решению Московского комитета все чаще проводились массовые загородные собрания. Проводились они обычно по воскресеньям, и в таких собраниях (они получили название массовок) участвовали представители от предприятий целого района, а иногда и нескольких районов.

На одно из июньских воскресений Московский комитет назначил объединенную массовку четырех смежных районов: Сущевско-Марьинского, Бутырского, Хамовнического и Пресненского.

По конспиративным соображениям точное время и место массовки до последнего дня держалось в строгом секрете. И, как нередко случается в подобных случаях, перестарались в конспирации и не сумели вовремя сообщить тому, кого следовало известить в первую очередь.

Зиновий должен был выступать на массовке одним из первых, но и ему сообщили, можно сказать, в последний час. Он опаздывал и потому торопился.

Массовка проводилась на Бутырском хуторе. Зиновий сел на трамвай, идущий в сторону Дмитровского шоссе, но уже в конце Долгоруковской улицы заметил, что взят под наблюдение. Не доезжая Бутырской заставы, выпрыгнул на ходу, но оторваться от хвоста не смог. Пошел по Бутырской улице, предполагая скрыться каким-либо проходным двором, но, увидев идущих навстречу трех полицейских офицеров, понял, что, торопясь, совершил непростительную оплошность. Нарушил одно из основных правил конспирации: не ходить к назначенному месту кратчайшим путем.

Конечно, его подстерегали. Полицейский офицер предъявил ему предписание об аресте. По улице шли какие-то люди, по виду мастеровой народ. Мелькнула мысль: позвать на помощь, о Седом, наверно, слыхали, авось и помогут. Но едва дернулся в сторону, как один из офицеров схватил его за лацкан куртки, а второй рывком выхватил револьвер из кобуры.

— Не ерепенься! Живым не уйдешь, — пригрозил он. Зиновия отвели в Сретенскую часть и посадили в одиночку.

Снова потянулись тюремные дни и ночи. С той лишь разницей, что кормили здесь еще хуже, чем в Таганке.

Зиновий с первого же дня заявил протест. Не подействовало. Даже и внимания никто не обратил, Тогда он объявил голодовку. Чем несказанно удивил полицейского служителя, приносившего ему пищу,

— Чудак ты, братец, право чудак! — сказал служитель Зиновию, отказавшемуся от обеда. — На что располагаешь? Эту же похлебку в этой же миске на ужин тебе принесу. У нас строго. Приказано, чтобы никаких объедков не оставалось.

Зиновий упорно голодал. На четвертые сутки пришел врач.

— Вы только себе самому хуже делаете, — уговаривал он Зиновия. — Их, — он показал куда-то за спину, — не растрогаешь и не напугаешь. Что им до того, что вы умрете здесь от голода?

— Когда на воле узнают, что здесь уморили Седого, — сказал Зиновий сдержанно, но твердо, — всю вашу каталажку разнесут по кирпичику. И пристава сыщут, хоть бы на дне морском укрылся. Так ему и передайте,

Неизвестно, что именно передал врач приставу и передал ли что-нибудь вообще, только после семидневной голодовки Литвина отвезли в Бутырскую тюремную больницу. И, выдержав там две недели, поместили в Таганскую тюрьму.


На этот раз Зиновий даже не огорчился, что помещают в Таганку. Ходили слухи, что там против прежнего полегчало, разрешают читать, что туда даже проникает большевистская печать. И наконец, что в Таганскую тюрьму сейчас заключены несколько членов ЦК.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже