— Вызови такси. — Он уставился в телевизор, а я, презрительно фыркнув, направилась к телефону.
Конечно, Мишкино поведение никуда не годилось. Благоразумнее всего было послать этого типа подальше и остаться дома, пусть он свои догадки проверяет сам. Но я так разозлилась, что благоразумием и не пахло, поэтому, вызвав такси и громко хлопнув входной дверью, я оказалась на улице, мысленно костя Шальнова на чем свет стоит. Такси не замедлило появиться, я с последней надеждой взглянула на окна гостиной и вздохнула, потому что надежды не оправдались.
Всю дорогу до клуба я жаловалась на судьбу и сочувствовала себе, может, поэтому дорога показалась мне слишком короткой. Швейцар у дверей выглядел каким-то пришибленным, но, увидев меня, взбодрился. Распахнул дверь, пропуская меня, и шмыгнул следом. Я было подумала, что он вновь затеял какую-нибудь пакость, и пообещала себе непременно заехать ему в ухо, но о пакостях он в тот вечер не помышлял.
— Катрин, — зашептал он трагически, торопливо оглядываясь в пустом холле. — Чего хоть делается-то?
— Где? — испугалась я.
— В клубе, само собой. Куда Палыч исчез? Неужто порешили…
— А что, труп нашли? — Колени у меня вроде бы подкосились.
— Пока нет, но ведь куда-то человек подевал-ся? Который день не показывается ни дома, ни на работе. В квартире у него чего-то искали, я слышал, как Колька с ментом разговаривал. И в клуб влезли… Палыч-то многих деньгами снабжал, а в кабинете, в ящике железном, у него расписки были, Колька менту объяснял. Во-от… может, кто того… из-за денег Палыча…
— Чего ты его хоронишь? Вдруг он влюбился и на Канары укатил?
— А как же клуб?
— А чего клубу сделается?
— Нет, Катрин, Палыч не из таковских. А потом ограбление это, то есть не ограбление, а вообще не пойми чего. А парня-то убили, Игорька Прокофьева, поди уже слышала?
— Ничего я не слышала…
— Так ты ничего не знаешь?
— Нет, конечно… Откуда?
— Ну, сейчас введут в курс дела… Пять лет работаю, но чтоб такое… Бывало, пьяные клиенты пальбу устроят, помню, Гришу-Фортача прямо у дверей уложили. Если б я по нужде не отлучился, лежать бы мне рядом с ним. Из автоматов однажды стреляли, четверых тогда труповозка свезла, но чтоб нас грабили, такого не припомню.
— Времена меняются, — пробормотала я.
Швейцар подобрался, робко кашлянул и торопливо выскользнул за дверь, а я, повернув голову, увидела парня, который в прошлый раз выспрашивал меня насчет Юрия Павловича. Следом за ним появилась рыжая Зинка, ворчливо крикнув:
— Николай Семенович, мы сегодня работать-то будем?
— Иди, Зина, работай, — отмахнулся он.
— Как работать, все точно на похоронах. — Тут оба заметили меня и заспешили навстречу.
— Катрин, — вроде бы обрадовался Николай Семенович, который, как видно, в отсутствие Палыча руководил данным притоном. — Хорошо, что пришла. Здесь из милиции товарищ хотел с тобой поговорить.
— Зачем? — перепугалась я.
— У нас ограбление, всех допрашивают.
— Слышала, сторожа кокнули? — затараторила Зинка. — Я тебе звонила, нарвалась на автоответчик, а с ним я разговаривать не люблю, чувствуешь себя дура-дурой…
— Мне уже швейцар рассказал…
— Неймется ему, пень старый. Поставь дурака у дверей, так он все новости разом выболтает.
— Дуры вы, — неожиданно разозлился Николай Семенович. — Хоть бы головами подумали, чего болтаете. Тут такое творится, а им лишь бы языком молоть. Катрин, идем со мной, а ты, Зинка, шла бы к музыкантам, хоть бы ноту какую выучила.
— Ноту, — проворчала та, — зачем она мне? Нот я не видела, что ли? Сам-то много чего учил?
Не знаю, как долго Зинка распиналась бы в том же духе, но Николай Семенович, подхватив меня под локоть, повел на второй этаж.
— Ситуация, скажем прямо — хреновая, — шептал он мне на ухо. — А главное, непонятная. Палыч как сквозь землю провалился. И что, скажи на милость, делать? Мое-то положение каково? Уж если бы он того… тогда все ясно, а так?
— А милиция его ищет?
— Сказали, будем искать. Я всех, кого мог, уже обзвонил, никто ни сном ни духом…
Он резко замолчал, замер возле своего кабинета, одернул пиджак и распахнул дверь, я вошла первой, он за мной. За столом сидел дядька в темной водолазке, седой, коротко стриженный, с отечным лицом и сизым носом. Впечатление он производил, мягко говоря, неважное.
— Вот, это Катерина Юрьевна, — слегка лебезя, представил меня Николай Семенович, по-дурацки улыбаясь. — А это товарищ из милиции.
Товарищ приподнялся и сказал:
— Владимир Васильевич.
— Очень приятно, — пискнула я, хотя приятно мне не было и даже наоборот, близость милиции в лице сизоносого так на меня подействовала, что я почувствовала настоятельную потребность сесть, что незамедлительно и сделала.
Николай Семенович, немного повертевшись рядом, как-то незаметно исчез.
— Что ж, Катерина…
— Юрьевна, — подсказала я.
— Отлично. Что ж, давайте побеседуем. О том, что произошло, вы, конечно, знаете?
— В общих чертах. Сейчас Николай Семенович рассказал.
— В клуб проник неизвестный, вскрыл кабинет вашего управляющего, а также сейф.
— Это не сейф, — черт меня знает почему, перебила я. — Просто ящик железный, в стену вделанный.