Башмаки на флагах. Том второй. Агнес

Волков денег ему отсчитал, и они сели было завтракать, как вдруг наверху там, где были покои жены, графини и матери Амелии, стали раздаваться крики, началась странная суета. Когда удивлённый кавалер просил Увальня узнать, что там опять происходит, думая, что бабы снова затеяли свару с руганью, так Увальня наверх даже не пустили, монахиня гнала его обратно, сказав, что мужчинам нельзя туда. Тогда кавалер остановил девку-служанку с тазом горячей воды, бежавшую наверх, и требовал от неё сказать, что там происходит, на что та радостно сообщила:

— Графиня протекла, рожать надумала.

Волков и опешил. Ждал, готовился к тому, а тут раз… И всё равно неожиданно вышло. Впрочем, как и обещала мать Амелия, и двух недель с того их разговора не прошло.

Ему поначалу даже есть перехотелось, а Бертье, радостно поедая фасоль в мучной подливе на говяжьем бульоне, уже стал его поздравлять. Волков, сказал ему зло, чтобы не каркал раньше времени. Бертье с ним согласился и, видя, что хозяин сильно волнуется, забрал с собой кусок сырного пирога и ушёл, сказав, что расскажет всем о новости.

А кавалер действительно есть не мог. Когда с ним такое только было? Да никогда, разве что из-за болезни такое приключалось, а тут — ну не лезет в горло кусок, и всё. Хотя самый сильный аппетит у него, как и у всех, кто служил в солдатах, был всегда с утра.

Приказал себе вина нести. Ничего, что утро.

Он так и пил. Сидел и пил вдвоём с Александром, глядя как девки всё носят и носят тазы с горячей водой наверх, да полотенца, да простыни.

— Ну, что там? — спрашивал у них Волков время от времени, вертя пустой уже бокал в руке.

— Рожает, господин, ещё не разродилась, — отвечали девки одно и тоже.

И тут одна из бегавших девок, чуть спустившись с лестницы, перегнулась через перила и крикнула:

— Господин, разрешилась графиня! У вас племянник!

«Племянник? Да-да, конечно, племянник! Кто же ещё?»

Он так и сидел в нерешительности. А сверху, сквозь другие звуки, разговоры и шумы, донёсся детский плач. Плач обиженный, недовольный. Но никак не испуганный. Нет, совсем не испуганный.

— Спроси у монахини, можно мне его видеть? — наконец вымолвил он.

— Можно, можно, — говорила мать Амелия, спускаясь по лестнице. — Графиня сейчас спустится.

— Спустится? С ней всё в порядке?

— А чего ей будет, кобылице-то. Видно, в вашу породу пошла, крепка, как и вы, я таких крепких не видала за всю жизнь. Уже встала, слуг ругает.

И вправду, кавалер увидал, как по лестнице спускается девка дворовая, за ней Бригитт, а уже за ней идёт сама Брунхильда. Идёт осторожно, под ноги на ступеньки смотрит и несёт в руках свёрточек.

— За попом послали? — кричит монахиня.

— Ой, сейчас пошлю, — всполошилась Бригитт. — Эй, Анна, беги найди отца Семиона, он либо в церкви, либо в кабаке.

А с кухни выбежали все: и Мария, и мужики с конюшни. И Максимилиан приехал, и Увалень, и Ёган в грязных сапогах следит в чистой зале, все хотят видеть племянника.

А Брунхильда подходит к Волкову, показывает ему младенца. Волков замирает поначалу, а она и говорит, многозначительно глядя кавалеру в глаза:

— Вот, братец, кровь ваша.

— Дозвольте взять, — говорит он, отводя глаза от неё и глядя на младенца.

Она передаёт ему младенца, страшненького, тёмного лицом, кажется еле живого. Он ему представляется очень лёгким.

— Мелок он. Невесом совсем, — говорит Волков.

Лучше бы такого он не говорил, глаза графини вспыхнули гневом, того и гляди кавалер схлопочет оплеуху сестринскую, как уже бывало некогда.

— Нет, — говорит монахиня, — совсем не мелок, то ваша порода, не Маленов. Малены невелики, а он велик. Как графиня родила его так легко — диву даюсь.

— Дайте сюда, — говорит Брунхильда после слов монахини тоном победным.

Но Волков не отдаёт:

— Нет, ещё подержу, — бережно держа ребёнка, он садится в своё кресло, — ему надобно теперь и имя придумать.

— Всё уже придумано и согласовано с домом Маленов, с семейной книгой, — говорит графиня. — В честь деда его первое имя будет Георг, в честь дяди, славного воина — Иероним. Итак, сын мой будет зваться Георг Иероним Мален фон Грюнфельд.

— Георг Иероним Мален фон Грюнфельд, — повторил Волков, глядя на младенца. — Да, пусть так и будет. Пусть так и будет.

— Надеюсь, — негромко, но с претензией продолжала Брунхильда, так что кажется один Волков её слышал, — имя это будет не пустое. Надеюсь, что к своему имени мой сын и поместье получит.

— Обязательно получит, — так же тихо сказал Волков. — Какой же он Грюнфельд, коли у него поместья не будет.

И уже вставая из кресла, он поднял ребёнка над всеми и сказал громко:

— В честь племянника моего, вина! Всем вина, слугам вина. Мария, госпожа Ланге, велите резать свиней и кур, хочу большого пира.