Башня

Но Истомин — и миллионы зрителей вместе с ним — видели прильнувших к стеклам людей. Люди что-то пытались сказать и махали руками. Смысл этой жестикуляции был очевиден.

«Не хотел бы я оказаться на их месте», — подумал Истомин. Наверное, никто бы не хотел.

Пользуясь тем, что он исчез с экранов, Истомин дал отмашку: «Отключите звук» и сказал режиссеру:

— Слава, а что там мелькнуло внизу? Когда сюжет только начался? Мне показалось, в одном из окон…

— Да, я тоже заметил, — ответил Плотников. — Сейчас свяжусь с вертолетом…

Истомин кивнул. Снова появился звук.

— Как видите, — комментировал он за кадром скорее для того, чтобы заполнить паузу, — жители Башни заперты в своих квартирах. Впрочем, пока для беспокойства нет никаких оснований. Я думаю, в скором времени…

Вертолет начал снижаться, направляемый режиссером.

— Восточные окна… Где-то там. Откуда начинали.

— Ниже не могу! — ругался пилот. — Мне голову оторвут и лишат лицензии!

— Не волнуйся, трудоустроим, — холодно говорил Плотников.

— Кем, дворником, что ли?

— Если будешь много выступать, то считай, с завтрашнего дня помело в твоем распоряжении. Будешь летать на нем.

— Куда?

— Левее. Еще… Стоп!

Он увидел это и похолодел. Хуже всего было то, что это видели все.

В окне квартиры на девятом этаже, выходящем на восток, метался полуголый человек. На нем были одни трусы, но не это заставило режиссера содрогнуться.

Сначала ему показалось, что он видит подоконник, и на подоконнике лежит… Черт его знает что там лежит — что-то белое.

Оператор дал увеличение, как они говорили, «наехал» — и теперь стало понятно, что это не подоконник. Это — простыня, лежавшая на поверхности воды.

Человек стоял почти по пояс в воде и что-то кричал. Он колотил кулаками в пуленепробиваемое стекло, оператор замешкался и дал крупным планом лицо человека.

Мужчина лет сорока, с длинными волосами и большими залысинами. У него была короткая мефистофельская бородка, но сейчас мужчина выглядел не как грозный и загадочный Князь Тьмы, а просто как очень испуганный… Нет, обезумевший от страха человек.

Черты лица были искажены ужасом, по щекам катились крупные капли. Слезы? Или…

Обоими кулаками он колотил в стекло, и дряблые грудные мышцы обреченно болтались и дергались.

— Уводи! — крикнул режиссер, и вертолет сдвинулся с места.

Теперь окно выглядело зеркальным, но все же можно было разобрать горизонтальную качающуюся линию — уровень воды.

— Э-э-э… — Истомин замешкался. Комментировать такое было трудно. — Э-э-э… Видимо, мы несколько недооценивали ситуацию… Похоже, она принимает совсем другой оборот. — Истомин махнул рукой — картинка исчезла. Он повернулся к камере в студии. — Мы… будем продолжать следить за развитием событий вокруг Башни. Оставайтесь с нами.

Снова зеленая заставка, потом реклама.

— Вертолет МЧС в воздухе! Он уже близко! Скоро нас попрут оттуда! — кричал в наушник режиссер.

— Вертолету, что бы ни случилось, оставаться рядом с Башней! Будут выгонять — просить аварийную посадку на берегу канала, но ни в коем случае не уходить! Вторую машину — на выезд! Я хочу, чтобы они были на крыше одного из стоящих рядом домов. И не спать, ребята! Пошевеливайтесь, это прямой эфир! Назимову — не отходить от мэра. Что говорит МЧС? И вот еще что! Кто строил эту Башню? Кому она принадлежит?

— Концерн «Север», — ответил Плотников.

— Отлично! Кого-нибудь из концерна! Интервью по телефону!

— Уже работаем.

— Молодцы! Что РТР?

— В полной заднице — у них же нет вертолета!

— У них много чего нет, — удовлетворенно сказал Истомин.

Молодой женский голос по селекторной связи сказал:

— Кирилл Александрович! Звонит ваша жена. По-моему, у нее что-то срочное…

— Пусть перезвонит через пятнадцать минут.

— Но она… — девушка робко пыталась возразить.

Истомин вскипел.

— Сейчас же положите трубку! И соедините меня с ней через пятнадцать минут!

Девушка коротко ойкнула.

— Кирилл Александрович! Еще один звонок, — на этот раз ее голос звучал испуганно. — Дубенский, главный управляющий Башни…

— Боже мой! — разозлился Истомин. — Слава! — обратился он к режиссеру. — Может, хоть ты объяснишь своим помощникам, что на самом деле важно, а что может подождать? Переведи Дубенского на меня и включи запись: он наверняка хочет сделать какое-то заявление. И вообще, ребята… Если кто-то еще не понял, то я объясню. Мы работаем в прямом эфире, то есть все это происходит здесь и сейчас. Это специфика нашей работы, и прошу ее учитывать, — «а кто не хочет — может выметаться!» — подтекст у последней фразы был именно такой, — поэтому, пожалуйста, побыстрее.

— Кирилл, все работают, — голос Плотникова звучал обиженно.

— Кирилл Александрович, с вашего позволения, — язвительно сказал Истомин и приподнял невидимую шляпу. — Сейчас главное — работа, обиды — после эфира!

Он не знал, что довольно скоро изменит свое мнение о том, что главное, а что — не очень. Но сейчас главным действительно была работа.

— Мама, когда мы пойдем за мороженым?

Марина с трудом открыла глаза и перевернулась на другой бок.

— Сейчас… — сонно сказала она. — Сейчас пойдем…