Я старался изо всех сил. Обхватив ее рукой за талию, я поцеловал ее в одну щеку, в другую, а потом коротко в губы. У нее словно подкосились ноги в моих руках, ее тело прижалось к моему, и я вдруг почувствовал себя так, будто выпил потина и стал сильным как бык. Я резко отпрянул, но она едва ли заметила мое движение. Сара уже снова говорила своим низким голосом со странным акцентом, объясняла, что будет рада выйти замуж, потому что мать не понимает ее, а ее брат Чарльз бóльшую часть года проводит в Бостоне, и она все время одна, а папа… да она предполагала, что ее отъезд чуть ли не убьет его, но…
– Он всегда думает обо мне как о ребенке, – ворчала Сара. – А я уже не ребенок. Я выросла и хочу быть взрослой. Хочу, чтобы у меня был собственный дом и собственная жизнь, даже если для этого мне придется расстаться с дорогим папочкой…
«Кузену Фрэнсису Мариотту лет сорок пять, и он считает себя любимцем женщин, – написал я Дерри вскоре после приезда в Нью-Йорк. – Он выпивает две бутылки портвейна в день, воображает себя первоклассным гонщиком лошадиных четверок, любит говорить об Уолл-стрит – там американцы занимаются финансовым бизнесом. Маргарет предупреждала меня, что он ненавидит Англию, но Мариотт без конца толкует о прибыльных финансовых связях с одной торговой фирмой в Манчестере, образовавшихся вследствие симпатии Северной Англии к юнионистам во время Гражданской войны, а сердце кузена Фрэнсиса склоняется туда, где есть деньги. А еще Сара умирает от желания повидать Европу и любит все английское (у американских девиц появилась такая мода – любить всякую древность из Старого Света). И поскольку кузен Фрэнсис души в Саре не чает, он не осмеливается быть слишком антиевропейским или антибританским, боясь оскорбить ее. Маргарет говорит, она и представить себе не могла, что ее брат будет таким подобострастным по отношению к женщине, и ее выводит из себя, что кузен Фрэнсис так обожает Сару. Только я думаю, Маргарет ревнует, потому что он всегда был по отношению к ней скорее отцом, чем братом, а Сара – скорее сестрой, чем племянницей. Маргарет даже, кажется, не одобряет моего восхищения Сарой и пытается заинтересовать меня другими девицами. Должен сказать, что нахожу поведение Маргарет немного странным. Но мать Сары одобряет меня, так что мне не о чем беспокоиться.
Кузина Амелия – крупная женщина, весом не менее семнадцати стоунов, у нее как минимум три подбородка и громадная грудь, а еще большие, печальные, коровьи глаза. Я даже представить себе не могу, как кузен Фрэнсис может осуществлять свои супружеские права среди всего этого жира, но я слышал, что у него в разных частях города есть любовницы. Нью-Йорк удобен для тех, кто хочет иметь содержанок, и для того, что американцы называют „домá“. Проституткам не разрешают искать клиентов на Бродвее: они могут только проходить там быстро и опустив глаза – зрелище любопытное. Их называют здесь „уличные девки“, и если они находят клиента, то заводят его в какой-нибудь проулок, куда не заявляется полиция. Потом есть места, которые называются „концертные салуны“, классической музыки ты там не услышишь, но зато джин льется рекой, а еще есть танцевальные дома, где танцорки – сущие отбросы общества».
Я пытался описать ему все это так, будто своими глазами видел все эти места, но на самом деле только слышал про них от кузена Фрэнсиса как-то вечером, когда женщины ушли из столовой, а он с удовольствием принялся за свою вторую бутылку портвейна. Он предостерег меня от посещения таких мест, поскольку там процветают воровство и всякие болезни.
«Но тебе бы здесь понравились азартные игры, – писал я Дерри. – В штате Нью-Йорк они под запретом, но никто на это не обращает внимания, а меньше всех – полиция. Игорные дома есть всего в одном квартале от Бродвея, а еще их много в Ист-Сайде – в Боуэри, квартале, где живут бедняки. Самая популярная игра в Америке – фараон. Игорные дома высшего класса обычно не жульничают, там роскошная мебель, а прислуживают тебе любезные чернокожие, большинство из них – бывшие рабы с юга. О боже мой, эта Гражданская война! Это вторая тема для бесед после импичмента президенту Джонсону. К слову, об импичменте; слушать, как кузен Фрэнсис непрерывно твердит об угрозе конституции, еще хуже, чем если бы тебя принуждали читать о новейших планах Вестминстера провести парламентскую реформу. Но я не хочу сказать ничего дурного в адрес кузена Фрэнсиса, гостеприимством которого пользуюсь, и думаю, если он станет моим тестем, то мне придется привыкнуть ко всем его скучным речам о политике».
Ответ Дерри на мое пространное письмо о семье Сары, уличных девках и фараоне прибыл вскоре после того, как я сделал Саре предложение.
«Касательно Маргарет, – начал он на принятый у адвокатов манер, – тут ясно как божий день, что она ревнует к Саре, но не потому, что она занимает такое важное место в голове Фрэнсиса. Ты иногда бываешь очень туп, лорд де Салис.