– Всякий, кто читал те исторические книги, которые изучал я, заподозрил бы это, – ответил Кадрах. – Я убежден, что Моргенесу данный факт был известен, но он его спрятал в своей книге о вашем деде, чтобы только тот, кто знал,
Поэтому я решил, что если предположение, высказанное в «Дю Сварденвирде»,
Мириамель с отвращением и удивлением смотрела на монаха:
– Ты… ты предатель! Значит, это ты взял меч из могилы моего деда? И отдал его Прайрату? Да проклянет тебя Господь, Кадрах!
– Вы можете проклинать меня сколько пожелаете – и на то есть веские причины, – сказал Кадрах, – но дослушайте мою историю до конца.
– Я отправился в Свертклиф, – снова заговорил монах. – Но кладбище надежно охраняли солдаты короля. У меня сложилось впечатление, что Элиас решил оберегать могилу отца, чтобы никто ничего с ней не сделал. Две ночи я ждал подходящего момента, но он так и не представился. А потом Прайрат за мной послал. – Кадрах поморщился, вспоминая встречу с алхимиком. – За прошедшее время он узнал много нового. Его голос до сих пор звучит у меня в голове – и вы не представляете, как это страшно! Он заставил меня подойти к нему, точно непослушного ребенка…
– Кадрах, за стенами пещеры нас ждут норны, – перебил его Бинабик. – До сих пор в твоей истории не было ничего, что могло бы нам помочь.
Монах холодно на него посмотрел:
– Я пытаюсь объяснить, что нам уже ничто не поможет, – но не заставляю меня слушать.
– Ты расскажешь нам все, – заявила Мириамель, ярость, наконец, вырвалась наружу. – Мы сражаемся за свою жизнь. Говори!
– Прайрат снова призвал меня к себе. Как я и предполагал, он сказал, что Ярнауга ничего не ответил, из чего следовало, что старый риммер мне не доверял. «Ты бесполезен для меня, Падрейк эк-Краннир», – заявил алхимик.
«А если я расскажу нечто очень важное?» – спросил я. Нет, не так: я умолял. «Если вы подарите мне жизнь, я буду верно вам служить. Я знаю вещи, которые могут вам помочь!» – Он рассмеялся, когда я это сказал, – рассмеялся! – и добавил, что, если я сумею сообщить ему действительно нечто полезное, он сохранит мне жизнь. И тогда я открыл ему все о Великих мечах, о том, что они утрачены, но мне известно, где следует искать один из них.
«Ты хочешь сказать, что Скорбь находится у норнов в Стормспайке? – презрительно бросил он. – Мне это известно». Я покачал головой. На самом деле я не знал про Скорбь, но догадывался о том, как ему удалось это обнаружить. «Или что Шип не утонул в океане вместе с Камарисом», – продолжал он.
Я поспешно рассказал ему, что Миннеяр и Сияющий Коготь – это один и тот же меч и один из Великих мечей похоронен не далее как в миле от Башни Хьелдина. Стремясь заручиться его расположением, я даже признался, что хотел принести ему клинок.
Мириамель нахмурилась:
– Подумать только, я считала тебя другом, Кадрах, – жаль, что ты не имел ни малейшего представления о том, какое огромное значение все это имеет для нас!..
Монах ничего не ответил, он с мрачным видом продолжал выполнять приказ принцессы рассказать свою историю до конца.
– А когда я замолчал… Прайрат снова рассмеялся. «О, как печально, Падрейк, – вскричал он. – Ты просто замечательный шпион! Думаешь, это спасет твою жизнь? Я все знал про Сияющий Коготь еще до того, как ты впервые вошел в мою башню. А если бы ты
Мириамель была ошеломлена:
– Меч появится? Он… он знал с самого начала? Прайрат… хотел, чтобы он остался в могиле? – Она беспомощно повернулась к Бинабику, но тот выглядел таким же потрясенным, как она. – Я не понимаю. Элизия, Мать Милосердия, что ты хочешь нам сказать, Кадрах?