— Что? Что ты говоришь? Кого ты хочешь увидеть?
Мириамель глубоко вздохнула:
— Моего отца, конечно. Вот почему мы едем в Хейхолт. Просто я должна поговорить с отцом.
— Что за ерунду ты говоришь? — Саймон сел. — Мы же едем в Хейхолт, чтобы достать меч твоего дедушки, Сверкающий Гвоздь.
— Я никогда этого не говорила. Это ты так решил. — Несмотря подступающие к горлу рыдания, она чувствовала, что начинает сердиться.
— Я ничего не понимаю, Мириамель. У нас война с твоим отцом. Ты что, собираешься увидеть его, чтобы напомнить, что у тебя кокиндрил под кроватью? Что за глупости?
— Не будь жестоким, Саймон. Не смей. — Она чувствовала, что слезы вот-вот хлынут, но уголек гнева продолжал тлеть в ней.
— Извини, — сказал Саймон. — Но я просто не понимаю.
Мириамель изо всех сил сжала руки и сидела так, пока окончательно не овладела собой.
— А я не объяснила тебе, Саймон. Прости и ты меня.
— Ну так объясни. Я буду слушать.
Некоторое время Мириамель молча слушала, как потрескивает и шипит огонь.
— Кадрах открыл мне правду, хотя я не думаю, что сам он понял это. Это случилось, когда мы вместе путешествовали, и он рассказал мне о книге Ниссеса. Когда-то у него была эта книга или ее точная копия.
— Волшебная книга, о которой говорил Моргенс?
— Да. Это могущественная книга. Достаточно могущественная, чтобы Прейратс, узнав, что она у Кадраха… послал за ним. — Она замолчала, вспомнив рассказ монаха о кроваво-красных окнах и железных механизмах с прилипшими к ним волосами и кожей замученных. — Он угрожал, пока Кадрах не рассказал все, что помнил. Кадрах сказал, что Прейратс особенно интересовался разговорами с умершими — он это называл «разговоры через пелену».
— Судя по тому, что я знаю о Прейратсе, в этом нет ничего удивительного. — Голос Саймона тоже дрожал. Очевидно, у него были свои воспоминания о красном священнике.
— Но его рассказ открыл мне глаза, — продолжала Мириамель, не желая потерять суть своей догадки теперь, когда наконец решилась заговорить о ней вслух. — О Саймон, я так долго думала, почему мой отец так страшно переменился! Почему Прейратсу удалось склонить его к таким дурным делам. — Она проглотила ком в горле. Слезы все еще не отступали, но решимость придавала ей силы. — Отец любил мою мать. Он не смог стать прежним после ее смерти. Он так и не женился второй раз, хотя дед всегда уговаривал его. Они ужасно ссорились по этому поводу. «Тебе нужен сын, наследник», — говорил дед, но отец всегда отвечал, что не может жениться снова, потому что ему была дана жена и Господь забрал ее. — Она немного помолчала, вспоминая.
— Я все еще не понимаю, — тихо сказал Саймон.
— Неужели ты не видишь? Прейратс, наверное, сказал моему отцу, что может разговаривать с умершими, что даст ему возможность поговорить с моей матерью, может быть даже увидеть ее. Ты не знаешь его, Саймон. Он совсем пал духом, потеряв ее. Он сделал бы
Саймон сделал глубокий вдох.
— Но ведь это… святотатство!
— Я же сказала тебе, он сделал бы что угодно, чтобы вернуть ее. Прейратс, должно быть, солгал ему и сказал, что они найдут ее… за пеленой, или как там это называлось в той ужасной книге. Может быть, он и в самом деле думал, что может сделать это. И он использовал свое обещание, чтобы сделать моего отца сначала своим патроном, потом партнером… а потом своим рабом!
Саймон обдумывал ее слова.
— Может быть, Прейратс и вправду попытался, — сказал он наконец. — Может быть так они и достали до… до другой стороны. До Короля Бурь.
Звук этого имени, как ни тихо оно было произнесено, был встречен леденящим завыванием ветра, запутавшегося в соломе крыши, — столь внезапным, что Мириамель вздрогнула.
— Может быть.
От этой мысли ей стало холодно. Она представила, как ее отец, полный страстного желания поговорить с любимой женой, ждет ее ответа и вместо этого слышит голос того существа. Это немного напоминало историю о том, как рыбак Булличин вытащил своей сетью…
— Но я все еще не понимаю, Мириамель. — Саймон был мягок, но настойчив. — Даже если все это так, какой смысл разговаривать с твоим отцом?
— А я не уверена, что в этом есть какой-то смысл. — Это действительно было так: трудно ожидать чего-либо от их встречи теперь, когда прошло столько времени и пережито столько зла и горестей. — Но если есть хоть малейшая возможность достучаться до него, если я сумею напомнить ему, что все началось с любви, и убедить остановиться… Я должна воспользоваться этой возможностью. — Она вытерла глаза: слезы опять прорвались наружу. — Он только хотел увидеть ее. — Через мгновение она взяла себя в руки. — Но ты не должен ехать, Саймон. Это моя забота.
Он молчал, и она понимала причину его замешательства.
— Значит, ты решилась?
— Да.
Саймон вздохнул:
— Эйдон на древе, Мири, это безумие. Я надеюсь, ты раздумаешь к тому моменту, как мы туда доберемся.
Мириамель знала, что ничего не изменится.
— Я долго думала об этом, Саймон.
Юноша помотал головой и плюхнулся на солому.
— Если бы Джошуа знал, он унес бы тебя за тысячу лиг отсюда.