Басилевс

Юноша торопливо разлил по чашам пенящееся вино и сел по другую сторону невысокого столика на колченогий дифр – напротив брата. Он не знал, что сказать, а потому старался не встречаться взглядом с Зальмоксисом, тоже молча потягивавшим доброе родосское, иногда с видом знатока причмокивая губами.

– Плесни… – Зальмоксис, осушив первую чашу, подвинул ее к Савмаку. – Неплохо устроился, брат: шелковые да брахатные одежды, еда с царского стола, отменное вино… Да и женщины здесь… не чета нашим замарашкам. Завидую.

Царевич от смущения заалел, как мак. В словах брата явно слышалась ирония, но его сильный хрипловатый голос военачальника, остуженный злыми ветрами битв, был на удивление мягок и доброжелателен.

– Однако, это ты хорошо придумал, что не пошел на званый обед. Иначе царские ищейки тебя бы сопровождали до самой постели. И поговорить, нам, конечно же, не удалось бы.

– Как ты..?

– А очень просто, – ухмыльнулся Зальмоксис, поняв недосказанное. – Ушел пораньше, притворившись пьяным, а затем вспомнил молодость и выбрался через крышу постоялого двора на зады, где меня, понятное дело, не ждали. Твой дом мне показали еще днем наши верные люди, остальное прошло почти гладко, без сучка-задоринки.

– Почти? – насторожился Савмак, зная беспощадную руку брата.

– Хе-хе… – коротко хохотнул Зальмоксис. – Я ведь уже говорил, что возле твоего дома топчется многовато подозрительных людишек, вот и пришлось мне одного из них… того…

– Ты его убил? – постепенно приобретающий внутреннее равновесие Савмак впервые поднял глаза и холодно посмотрел на брата.

– Зачем? Я его усыпил… как мне кажется, – военачальник скифов с уважением посмотрел на свой ку– лак, – до утра. А чтобы он, случаем, не попал под копыта коней, оттащил в какой-то дворик.

– Что тебе от меня нужно? – несколько резче, чем следовало бы, спросил юноша.

– Разве ты не рад нашей встрече?

– Рад, – ответил, хмурясь, Савмак. – Но с таким же успехом мы могли бы поговорить и днем.

– Да, – согласился Зальмоксис и посуровел. – Только в нашем разговоре чужие уши ни к чему. Слишком много поставлено на кон, потому и нужно исключить малейший риск.

– Не понимаю… – юноша в недоумении уставился на посуровевшие черты лица брата.

– Поймешь, – пообещал Зальмоксис. – Но сначала расскажи, где ты все эти годы пропадал, и что привело тебя в лагерь наших врагов, – в его голосе вдруг послышались отцовские нотки, жесткие и повелительные. – Мы ни в коей мере не думаем, что ты изменил нашей вере, и все же, обязаны знать, достоин ли ты нашего доверия.

– Кто – мы? – ответил вопросом на вопрос юноша.

Он сидел с непроницаемым лицом, упрямо сдвинув густые брови. В глазах Савмака разгорался холодный огонь, и упрямая складка перечеркнула высокий лоб: похоже, Зальмоксис все еще считает его неоперившимся птенцом, дорожной пылью под ногами царственных сыновей Скилура, которым посчастливилось родиться не от наложниц, а от законных жен. Впрочем, и сам Зальмоксис не может похвалиться чистотой крови…

– Я и еще несколько старейшин, – честно ответил военачальник скифов. – К сожалению, нас немного.

– А… Палак?

– Наш высокородный брат, увы, не страдает избытком любви к кому бы то ни было, а тем более к твоей особе, – с неожиданной злостью ответил Зальмоксис. – Мне, конечно, наплевать, что у него в голове, но он пока еще не мой повелитель, и я не обязан подчиняться ему бессловесно и беспрекословно.

Глядя на изменившееся лицо брата, юноша почувствовал угрызения совести. Конечно же, он был неправ, усомнившись в Зальмоксисе. Ведь старший брат был так добр с ним…

И Савмак рассказал все.

Долго молчал военачальник скифов, с состраданием посматривая на юношу, обхватившего руками голову. Испытаний, выпавших на долю Савмака, хватило бы троим, и Зальмоксис вдруг почувствовал, как нечто, отдаленно похожее на жалость, мягкой теплой волной вкатилось в его огрубевшую, остывшую душу и поднялось к горлу тугим комком.

– Возблагодарим Папая и Апи за их милости к тебе, – наконец тихо сказал он и плеснул немного вина на пол, Савмак последовал его примеру; они осушили чаши до дна. – Главное, ты жив, крепок телом и духом. Что будет дальше, не знает никто, а воину об этом и думать не положено.

Зальмоксис помолчал, размышляя о чем-то своем; затем продолжил:

– Теперь слушай, что привело нас в Пантикапей… – он заговорил на древнем языке их предков, который знали только старейшины, жрецы и цари; его вдалбливали в буквальном смысле едва не с младенческого возраста всем пилофирикам, в том числе и Савмаку. – Еще не забыл? Нет? Хорошо… Я не доверяю никаким стенам, а в особенности этим, – Зальмоксис злобно ощерился. – Насколько мне известно, ты до сих пор пребываешь в неведении об истинных замыслах царя Перисада. Уж не знаю, чем ты ему угодил, но он хочет сделать тебя своим наследником.

Разверзнись сейчас перед ним земля, или появись сам Таргитай, юноша испытал бы меньшее потрясение, нежели от тихих речей брата. Он – будущий царь Боспора?! Простой номад, пусть и царской крови – но сын наложницы! Бывший раб! Наемник! Чужой и скифам и эллинам! Нет, такого просто не может быть!