Бастард де Молеон

— Смею, потому что ваши преданные христиане вообще не дают вам советов, — возразил Мотриль. — И посему мои советы ценны вдвойне.

Дон Педро, все хорошо обдумав, в точности выполнил план Мотриля. Церемония была грандиозной; толедцы забыли о голоде, узрев великолепие двора и роскошь военных доспехов.

Дон Педро проявлял такое великодушие, произносил такие прекрасные речи и клялся так торжественно, что послы, заверив его в невмешательстве англичан, выглядели такими радостными, словно с ними расплатились наличными.

«Для меня все это неважно, — убеждал себя дон Педро. — Этот долг умрет вместе со мной».

Ему повезло больше, чем он надеялся, ибо, как обещал Мотриль, по реке Тахо прибыли крупные подкрепления африканцев и прорвали враждебное окружение, что позволило накормить город; таким образом, дон Педро, собрав свои силы, оказался во главе восьмидесятитысячной армии, куда входили как евреи, так и сарацины, португальцы, кастильцы.

Во время всех этих приготовлений к войне он держался обособленно, тщательно оберегая свою персону и ни в чем не полагаясь на волю судьбы, которая могла одной случайностью разрушить задуманный и подготовленный им сильный удар по врагу.

Дон Энрике, напротив, уже организовывал управление, словно законно выбранный, утвердившийся на престоле король. Он желал, чтобы на другой день после битвы, принесшей ему корону, его королевство было таким же прочным и благополучным, словно долго жило в мире.

Аженор, пока дон Энрике и дон Педро предавались своим маневрам, не спускал глаз с Монтеля и, благодаря щедро оплачиваемым соглядатаям, знал, что Мотриль, расположивший кордон войск между замком и Толедо, почти каждый день отправлялся на быстром как ветер берберийском скакуне проведать Аиссу, окончательно залечившую свою

Он всеми способами пытался проникнуть в замок или дать знать о себе Аиссе, но безуспешно.

Беспрестанно думая об этом, Мюзарон тоже пребывал в лихорадочном возбуждении.

В конце концов Аженор стал видеть спасение лишь в скором генеральном сражении, которое позволило бы ему собственноручно убить дона Педро и живьем взять Мотриля, чтобы в качестве выкупа за жизнь гнусного мавра он мог получить свободную и невредимую Аиссу.

Страстная навязчивость этой сладостной мысли, этой неотступной мечты утомляла мозг молодого человека. Он испытывал глубокое отвращение ко всему, что не имело отношения к наступательным решительным военным действиям; он входил в совет командиров, на котором неизменно предлагал снять осаду и навязать дону Педро генеральное сражение.

В совете он сталкивался с серьезными противниками, ибо армия дона Энрике не превышала двадцати тысяч человек и многие офицеры полагали, что было бы безумием рисковать и потерять свое несомненное преимущество.

Однако Аженор доказывал, что если дон Энрике, собравший после выпуска своего манифеста всего лишь двадцать тысяч солдат, не проявит себя каким-нибудь громким поступком, то силы его не увеличатся, а уменьшатся, тогда как к дону Педро каждый день по Тахо прибывают на помощь сарацины и португальцы.

— Города охвачены тревогой, — говорил Аженор, — они колеблются между двумя станами, вы сами видите, как ловко дон Педро принудил нас к бездействию, что для всех служит доказательством нашего бессилия. Оставьте Толедо, которого вы не возьмете. Вспомните, что если вы выиграете сражение, то город будет вынужден сдаться. Сейчас ничто не побуждает толедцев к сдаче; наоборот, осуществляется план Мотриля. Вы окажетесь зажатыми между стенами каменными и железными. У вас за спиной на берегу Тахо восемьдесят тысяч солдат. Нам придется сражаться лишь за то, чтобы достойно погибнуть. А сегодня вы можете атаковать и победить.

Суть этой речи была своекорыстной, но ведь ни один добрый совет не лишен толики корысти.

Коннетабль был слишком умным и опытным воином, чтобы не поддержать Молеона. Оставалось преодолеть нерешительность короля, который сильно рисковал, не приняв всех мер предосторожности, потерпеть неудачу.

Но то, чего не делают люди, творит по своей воле Бог.

XIX. АИССА

Как и Аженор, дон Педро тоже пылал нетерпением обладать сокровищем, которое после короны было ему дороже всего на свете.

Каждый раз, когда, завершив свои дела, король мог ночью, по дороге, охраняемой рядами преданных ему солдат, примчаться в замок и хоть четверть часа видеть прекрасную Аиссу, бледную и печальную, он был счастлив.

Но Мотриль редко баловал короля подобным счастьем. Замысел сарацина удался, и добыча уже трепыхалась в его крепко натянутой сети; теперь следовало удержать ее, ибо оказавшийся в ловушке король был подобен льву в западне: когда лев пойман, никогда нельзя быть уверенным, что он не вырвется.

Дон Педро настойчиво требовал от Мотриля отдать ему Аиссу; он обещал взять ее в жены и посадить на трон.

— Нет, — отвечал Мотриль, — не следует королю во время битвы справлять свадьбу, он не должен предаваться любви, когда храбрые воины гибнут за него. Нет. Дождитесь победы, и тогда все вам будет дозволено.