Бастард де Молеон

— У меня есть план, ваша светлость, и, если ваше величество пожелает оказать мне помощь, я через неделю доставлю вам дона Педро, и это так же верно, как только что доставленные вам надежные сведения.

Король призвал коннетабля, которому Аженор слово в слово повторил свой рассказ.

— Я не слишком верю, что столь коварный, столь жестокий монарх даст поймать себя на любви к женщине, — возразил коннетабль, — но я дал сиру де Молеону слово помочь ему в случае необходимости, и я сдержу его.

— Тогда не снимайте с крепости осаду, — попросил Аженор, — прикажите обнести ее рвом, из выкопанной земли возвести укрепление, которое будет служить укрытием не солдатам, а бдительным, опытным командирам.

Я с моим оруженосцем укроюсь в одном известном нам месте, откуда можно слышать каждый шорох в крепости. Дон Педро, увидев сильную армию осаждающих, поверит, что нам известно о его приезде в Монтель, и будет держаться настороже: ведь недоверчивость — это спасение для такого искушенного и опасного человека. Отведите все ваши войска в Толедо, оставив у насыпного вала лишь две тысячи солдат, их вполне достаточно, чтобы держать замок в осаде и отражать вылазки.

Когда дон Педро поверит, что мы несем стражу кое-как, он предпримет попытку выбраться из замка, о чем я дам вам знать.

Едва Аженор успел изложить свой план, сумев привлечь внимание короля, как слуги доложили, что от управителя замка Монтель к коннетаблю прибыл парламентер.

— Приведите его сюда, и пусть он выскажется здесь, — сказал коннетабль. Парламентером был испанский рыцарь по имени Родриго де Санатриас. Он сообщил коннетаблю, что гарнизон Монтеля с тревогой наблюдает, как у стен замка развертываются крупные воинские силы, и сказал, что триста солдат и один офицер, осажденные в крепости, не желают дальше продолжать борьбу, ибо у них не осталось больше надежды после отъезда и поражения дона Педро…

Услышав эти слова, коннетабль и король посмотрели на Аженора, как бы говоря ему: «Вот видите, в замке его нет».

— Значит, вы намерены сдаться? — спросил коннетабль.

— Да, мессир, но мы, будучи людьми честными, намерены это сделать спустя некоторое время, ибо не хотим, чтобы дон Педро, когда он вернется, обвинил нас, будто мы его предали без сопротивления.

— Но говорят, что король в замке, — заметил дон Энрике.

Испанец улыбнулся.

— Король очень далеко, — ответил он, — и зачем ему приезжать сюда, где людям, вроде нас, обложенным вами со всех сторон, остается лишь один выбор — погибнуть от голода или просить пощады.

Коннетабль и король снова посмотрели на Аженора.

— Чего именно вы просите? — спросил Дюгеклен. — Изложите ваши условия.

— Мы просим десятидневной передышки, чтобы дать дону Педро время придти нам на помощь, — ответил офицер. — По истечении этого срока мы сдадимся.

— Послушайте, вы положительно утверждаете, что дона Педро нет в крепости? — спросил король.

— Я утверждаю это, ваше величество, иначе мы не просили бы у вас разрешения покинуть замок. Ведь если мы выйдем из крепости, вы увидите всех нас, а значит, опознаете короля. Если мы солжем, вы накажете нас. И если вы возьмете в плен короля, то вы, вероятно, не пощадите его?

Последняя фраза была вопросом, на который коннетабль не дал ответа. Энрике де Трастамаре хватило самообладания погасить кровожадный блеск, который зажгло в его глазах предположение о захвате дона Педро.

— Мы предоставляем вам передышку, но никто не должен покидать замок, — сказал коннетабль.

— Но как быть с продовольствием, сеньор? — спросил офицер.

— Мы будем снабжать вас припасами и заходить к вам, но никто из вас не должен покидать замок.

— Но это не совсем обычное перемирие, — смущенно возразил офицер.

— Зачем вам выходить из крепости? Чтобы бежать? — спросил коннетабль. — Но ведь через десять дней мы вам всем даруем жизнь.

— Я согласен и принимаю ваши условия, — ответил офицер. — Ручаетесь ли вы вашим словом, мессир?

— Позволите ли вы, ваша светлость, дать слово? — спросил Бертран у короля Энрике.

— Позволяю, коннетабль.

— Я даю слово, что предоставляю вам десять дней перемирия и гарантирую жизнь всему гарнизону, — объявил Дюгеклен.

— Всему? — спросил офицер.

— Разумеется! — воскликнул Молеон. — Исключений быть не может, поскольку вы сами утверждаете, что дона Педро в крепости нет.

Это восклицание вырвалось у молодого человека вопреки почтению, которое он обязан был оказывать обоим главнокомандующим, но он радовался тому, что напомнил о доне Педро, ибо явная бледность, словно облако, покрыла лицо дона Родриго де Санатриаса.

Парламентер откланялся и удалился.

— Теперь вы убеждены, мой юный упрямец и несчастный любовник? — спросил король, когда дон Родриго ушел.

— Да, сир, я убежден, что дон Педро в Монтеле и что через неделю он будет в ваших руках! — ответил Аженор.

— Ну и ну! — воскликнул король. — Какое упрямство!

— А ведь он не бретонец, — усмехнулся Бертран.