Бастион

За первые несколько лет, проведенных в Осло, они с Симоном очень сдружились. Из всех живших в столице люнгсетцев Симон чаще всего общался с Ермунном, и сам Ермунн чувствовал к нему привязанность. У них было много общего. Оба обладали тонким чувством юмора и могли часами сидеть в кафе или ресторанчике под открытым небом, зубоскаля по поводу «жизненных неурядиц». Помимо этого, оба были заядлыми рыболовами и нередко вместе выбирались на рыбалку. Не говоря уже обо всех вечерах, которые они проводили в «Клубе-7», слушая хороший ритм-энд-блюз. Когда оркестр в переполненном ресторане «Король» заводил «In the Midnight Hour»,[24] жизнь казалась Ермунну и Симону слаще меда.

Вот только в отношении политики они не сходились во взглядах Если Ермунн был убежденным коммунистом, то Симон метался из стороны в сторону, не в состоянии занять более или менее твердую позицию. Ермунн уже почти отчаялся разобраться, куда склоняются политические симпатии Симона. Правда, он сделал несколько попыток припереть Симона к стене, когда тот пускался в рассуждения о нацистской идеологии и неофашизме. Однако Симон каждый раз шел на попятную, и у Ермунна создалось впечатление, будто он говорит не всерьез. Похоже было, что он заводит разговор на эту тему исключительно из чувства противоречия, чтобы развлечься, глядя, как свирепеют люди, когда он размахивает у них перед носом своей газетенкой или другой нацистской брехней. У Ермунна в голове не укладывалось, что Симон действительно может быть приверженцем этой горсточки новых коричневых, которые в последний год все громче и громче заявляли о себе. В общем, Симон с Ермунном редко говорили о политике, у них было много других интересных занятий.

Ермунн закончил рецензию. Хартвиг Сетра был разделан под орех. Получилось шесть страниц, исписанных мелким почерком. Рецензия предназначалась для журнала «Социология сегодня». Ермунн спустился в столовую, взял чашку кофе с бутербродом. Просмотрел «Дагбладет» и «Классекампен». Затем прошел в вестибюль, к телефонной будке. Позвонил Симону.

Они договорились встретиться в «Стреле». Симон не скрывал своей радости по поводу звонка: у Камиллы сегодня выходной, и он вполне может тотчас прийти.

Народу в «Стреле» почти не было. Тишина и спокойствие. Симон появился в своем обычном наряде – темно-синем пиджаке и красном галстуке. Он был бледен, небось целыми днями сидит дома. Да, он целыми днями сидит дома, пьет пиво и читает, очень много читает. И еще присматривает за дочкой, Лив Катрин. Однообразная жизнь. Впрочем, теперь, когда он остался без работы, на выходы в свет у него просто-напросто нет денег. Ермунн сказал, чтобы Симон хотя бы сегодня об этом не волновался, угощает он. Симон столько раз платил за Ермунна, когда работал в рекламном отделе и много получал, что тот даже счет потерял.

К пиву каждый заказал себе по бутерброду с селедкой. Симон, съев лишь половину, отложил бутерброд. Вытащил из кармана коробочку с лекарством и проглотил красненькую таблетку.

– Это еще что такое? Ты начал принимать таблетки? Ты что, больной? – В голосе Ермунна звучала суровость.

Симон рассмеялся.

– Нервы. Пошаливают нервы. Ничего особенного, не беспокойся.

Они выпили каждый по пять кружек. Потом Симон предложил поехать к нему, послушать пластинки с хорошими блюзами. Камилла собиралась пойти с дочерью к подруге. В холодильнике у него есть пиво.

Дома у Симона они прежде всего послушали пластинки. Затем, потягивая пиво, долго говорили об Общем рынке. Симон тоже был против вступления Норвегии в эту организацию. Тут они сходились во мнениях. Довольно быстро опьянев, Симон принял еще две красные таблетки, а Ермунн стал вразумлять его насчет выпивки. Ничего удивительного, что у него проблемы с нервами! Сидит целый день дома и накачивается пивом. Нет, ему определенно пора снова на работу.

Симон тупо кивал головой. Он казался расстроенным. Внезапно он встал из-за стола и, пошатываясь, направился к комоду. Долго рылся там, чертыхаясь. Наконец нашел то, что искал, и вновь опустился на стул. В руке у него был железный крест.

Симон положил крест на стол перед собой. С глупой улыбочкой отхлебнул пиво.

– Вот этим, – пробормотал он, – моего отца наградили немцы. За сражение под Сталинградом. – Взяв крест, он поднял его к глазам и подержал так.

Ермунн смотрел на Симона, не говоря ни слова. Что он мог сказать? Симон был пьян, удручен и в сентиментальном настроении. Ермунн пошел в уборную, оставив товарища на некоторое время одного.

Когда он вернулся в комнату, Симон спал. Он лежал на диване, свернувшись калачиком, и громко храпел. В руке у него все еще был зажат железный крест.

Ермунн убрал пустые бутылки. Выбросил окурки из пепельницы. Прежде чем уйти, накинул на Симона плед.

Через несколько недель Ермунн возвращался с заседания «АКМЕДа». Как всегда, он сел в трамвай, идущий на Колсос, и поехал в Йеттум, на квартиру, которую занимал с Магни. Они с Магни уже два года жили вместе.