Бастион: Ответный удар

– Какие шутки? Отшутили. Самое место тебе, залетчик. Да не злись, Павел Игоревич, там природа, свиньи хрюкают, самогон рекой, девочки опять же…

Туманов зло выругался.

– …Поживешь недельки две, здоровье подправишь… А я дальше поеду, мне в Москву надо. Там и решат, что с тобой делать.

– О, мать…

– А будешь без конца ругаться… – Бежан внезапно встрепенулся. – Все, пост. Обращусь по имени – значит, тревога.

Да что им этот пост – двум здоровым мужикам, один из которых зол и гол, как сокол, а другой вооружен под завязку?..

Из донесения начальнику областного УВД генерал-майору Григорьеву П.С.

15.09.20… г.

«В 8.30 утра под мостом через р. Тулинка в районе издательства «Красная Сибирь» обнаружен автомобиль «Ниссан Пульсар» (номерной знак 20489-АР-54 RUS) с двумя трупами. Трупы принадлежат старшим оперуполномоченным Железнодорожного РОВД капитану Губскому Л.В. и капитану Пещернику А.Д. По предварительной версии, автомобиль с работниками милиции был обстрелян в момент въезда на мост.

Губский Л.В. убит пулей в голову, Пещерник А.Д. – тремя пулями в область сердца. Машина в результате падения под откос получила значительные повреждения и восстановлению не подлежит. Причины, по которым оперуполномоченные ж/д РОВД оказались в ночное время на территории Кировского района, уточняются. Опрос членов семей не принес результата – жена Пещерника Макова Л.Ю. не видела мужа двое суток, жена Губского – Губская С.Г. – помещена в больницу с приступом острой сердечной недостаточности, в связи с чем не может быть допрошена. Проживающие в частном секторе неподалеку от моста граждане заявляют, что слышали после полуночи интенсивную стрельбу – возможно, с применением автоматического оружия…»

Красилина Д.А.

Явленная из «паутины», как джинн из сосуда, газета «Известия» преподносила сплошные успехи. Новые исторические достижения Красной армии на Сунженском хребте; очередная посадочная пора: пышные процессы над недобитыми «коррупционерами» (кои народные массы, скрипя зубами, бурно приветствуют); повсеместная занятость населения; стремительный рост швейной и обувной промышленности – чистая, кстати, правда; импорт поотменяли, братское китайское барахло – при нынешней зарплате штука непосильная, а носить чего-то надо, вот и носят, бедненькие, то неоскороходы, то неодрап.

И прочая ерундистика. А из информации – конфигурация. Из трех пальцев.

Я отвернулась от компьютера. Это я бедненькая, а не они. Включила телевизор. Еще хуже. Здравствуйте, товарищи идиоты, называется. На двадцати каналах – реклама, неувядающие сериалы ни о чем да семейные викторины, где толстозадые мадре с падре в компании сытых чад копошатся с кубиками, да по очертанию страны мучительно, а главное, безуспешно, гадают над ее названием (на экране контур Апеннинского «сапога»). На двадцать первом новости CNN – бред полнейший, только и достижений, что сопли не жуют. На двадцать втором – ба! – родные лица. Я прибавила звук. Нестареющий господин Французов (какие мы чернявенькие, пухленькие, словно и не в изгнании) в микрофон «Глоубал ньюз» плакался по России, которую он когда-то потерял (а нечего было терять). Про концлагеря для богатых, про обнищание бедных, про орды штурмовиков, держащих в страхе крупные города и по зверствам ничем не уступающих классическим парням Рема. Красиво плакался. C чувством, с юмором. Приводил какие-то статистические выкладки, ловко оперировал цифрами, почерпнутыми у приятелей из CIA (там короткая нога, весь мир об этом знает). Все правильно гнул изгнанничек. Правдиво. Вот только где же ты раньше был, родной?

Короче, гибло. Не информация – пустыня с редкими колючками. Красиво начатая статья для «Колокола» стала превращаться в унылую отписку. Я вылезла из-за уставленного техникой стола и подошла к окну.

В полный рост – на всю деревню… Жуть. Ладно, не голая. Впрочем, за последние годы я привыкла к этой вопиющей для россиянки открытости. Поначалу, помню, приходила в ужас, завешивалась шторами, тряслась за стеклянными дверьми, однако нашлись люди с пальцем у виска, популярно объяснили: в Праге, дорогуша, не совок, здесь не надо выставлять свои дурные замашки, если не хочешь прослыть ущербной. И французские окна от пола до потолка – не бзик с претензией на экстравагантность, а суровая, извини, норма. Так что, будь добра, не лезь под лавку.

В чужой монастырь, как известно, со своими окнами не ходят. Я привыкла – как привыкают ко всему, когда вынуждены. Впрочем, как показала жизнь, любопытных везде хватает. С мансарды виллы напротив за моими перемещениями наблюдал в подзорную трубу пенсионер дядя Зданек – местный бражник и философ. С той поры, как от белой горячки скончалась его жена, тетя Ивона, он наблюдал за мной каждый божий день, и, разрази меня банкротство, если в голове его при этом чего-то не происходило. Неужто он верил, что однажды я начну раздеваться прямо здесь, на втором этаже – среди изобилия оргтехники и другой дребедени, помогающей мне работать? А если и начну? Чем он отреагирует – визитом?