– Нет, родной, держать себя надо. Безумие – это плохо. Оно к смерти ведет, так это подводит-подводит, а потом тебя просто как бешеного пса – раз и все. Ее, войну, тоже уважать надо.
– Да что, ты, мне тут гнешь? Я эту, суку-войну, уважать буду – нет! Нет! Нет! – истерично закричал Григорий. – Я их всех ненавижу: войну, немцев, предателей!
– Э-э, браток, да ты, я смотрю, совсем плохой. Ну что ж, лечить тебя придется, – старшина вылез из окопа, вытянулся во весь свой богатырский рост и, посмотрев на Гришу, произнес:
– Иди-ка сюда.
– Ну, что? – дерзко спросил солдат и вылез вслед за старшиной. Но ответа он не услышал. В глазах помутилось, земля закружилось, и Григорий провалился в пустоту.
Через какое-то время он открыл глаза и вновь услышал голос Савчука:
– Челюсть болит?
– Ага.
– Ага, ага – нога! Ты мне это хреновину брось, понял. С умом воюй! Я тебе тельняшку рвать на груди не дам. Не забывай, что ты человек, а не зверь. Понял?
– Ага.
– Вон глянь, вокруг сколько наших вперед идут. Танки пошли, погнали немца до самого города.
– А сколько ребят наших? Все поле в крови и трупах. Ты посмотри на этот снег? – не выдержав спросил Гриша.
– Нет, пацан. Этого замечать не надо, или солдат в тебе кончится!
– Ну, что спорите? Не ломай его, пусть видит, – крикнул подбежавший Киселев. – Орете тут! Философы! Да потери большие, и первый рубеж у нас еще впереди, а это так – обводной – внешний. От первого до города восемь километров, и там уже не один окоп, а семь подряд. ДОТы, форты, ДЗОТы, орудия и набежавшая толпа фанатиков, плюс своих защитников немало. Даже детям Гитлер оружие раздал, – объяснил комбат. Он подошел к Григорию и попросил связаться со штабом. Гриша снял рацию, хотел включить, но услышал, как старшина и комбат громко засмеялись: рация была прошита пулями и осколками. Это была третья рация, которая спасла ему жизнь.
– Ну ты, даешь! – произнес Киселев. – Возвращайся за новой, а эту сдашь в ремонт. Заодно Титову увидишь.
Григорий промолчал. Челюсть болела, и ему было не до смеха. Нужно было идти обратно в поселок и потом догонять свой батальон.
«Титова была тут ни при чем», – подумал он про себя, но обижаться на старшину и комбата он не стал.
– Ночью чтоб вернулся. Мне рация нужна. Возьми своих помощников, двух Федоров, – уходя крикнул Киселев.
– Есть, – ответил радист.
– Один остался, – объяснил старшина. Комбат остановился, посмотрел на Савчука и произнес:
– Ну, дай ему кого-нибудь. Пусть сразу три рации возьмет.
– Три не дадут. Две дадут. Одну для штаба, другую для разведки, но ты у меня в сарае возьми еще одну, тебе так на них не везет, запас, конечно, нужен. Вот ключ, – произнес Савчук и протянул Григорию ключи от своего сарая в поселке. – И ученого Парова забирай, у него носить лучше получается, чем воевать. Бежит мужик и в землю стреляет, а в окопе с немцем борьбу устроил, пока его ребята прикладом не оглушили. Забирай, пусть поможет. Скажи, я приказал.
Григорий позвал Парова и Федора. Бойцы подбежали, и он объяснил им, что надо вернуться в поселок за рациями. Они немного покрутили головами но, затем побежали за ним. Радист ушел вперед. Он шел по полю, не оборачиваясь, а навстречу, в другую сторону – к передовой – шли бойцы Красной армии, ехали машины и танки. Они смотрели на него и ни о чем не спрашивали. Лишь один веселый солдатик крикнул из машины:
– Что, браток, досталось?
– Немцам досталось, хребет им сломали, – со злостью ответил Григорий.
– Так их, сволочей! Так! В море гнать и топить! – крикнул в ответ солдатик. Машина уехала, а он еще что-то неразборчиво добавил встретившемуся незнакомому связисту.
– Григорий, – догнав, обратился Паров. – Ты успокойся. Раньше люди тоже воевали и тоже убивали, но после них приходили другие. Они ценили жизнь и знали, как дорога она.
– Ты это о чем?
– Да о том, что жить нужно всегда. Вот ты сейчас кипишь, злишься, а все равно ничего изменить не можешь. Лучше живи отмеренные минуты в. счастье. Есть возможность, наслаждайся тем, что есть вокруг тебя: лес, поле, снег, и возможность вспомнить Новый год, дом, девушку.
– Откуда ты знаешь?
– Что я знаю?
– Ну что на Новый год было? Про девушку?
– Ничего я не знаю. Праздник был хороший, как до войны, радуйся тому, что ты можешь это вспомнить. Был бы убит, ни о чем бы не думал.
– А-а, ты вон о чем. Да, воспоминания штука хорошая. Особенно если есть что вспомнить.
– Это точно. Так что не грусти: закончился бой, остались живы – и слава Богу!
– Федор, а ты как друга потерял? – спросил Григорий солдата.
– Полез он в окоп, а там три немца. Он одного застрелил, а второй его, он и крикнуть не успел.
– Вот и Рыков. Тоже крикнуть не успел, прямо в сердце пули попали. А я даже выстрелов в этой суматохе и шуме не услышал. Как старшина говорит, раз – и все.
– Это ваш разведчик? – спросил Паров.
– Да, наш разведчик. Хороший честный парень, боксер. Он немцев побил от души, а этого пацана-фашиста не заметил, видать, он притворился, что мертвый. Зато я его заметил и пристрелил, да так, что теперь челюсть болит и самому противно.