Батареи Магнусхольма

Ему повезло — в ресторане он обнаружил капитана Адамсона и постарался попасться ему на глаза. Адамсон страшно удивился, увидев пьянчужку из церковного хора в прекрасно пошитом костюме, с сытой, даже чересчур сытой физиономией.

— А я вас тут уже видел пару дней назад, — сказал Лабрюйер. — Любопытно получается — когда мы в последний раз виделись, ни вы, ни я не могли мечтать о постоянных ужинах во «Франкфурте-на-Майне». А вот как вышло — вы уже капитан, я — владелец солидного заведения. Заходите ко мне, я велю сделать ваши карточки. У меня не фотограф, а, можете представить, фотографесса. Удивительно ловкая и опытная особа. Давайте-ка я вас ей представлю.

Пока Красницкие еще не пришли, можно было запустить в Адамсона когти поглубже, и тут Лабрюйер возлагал большие надежды не на Каролину, а на фрау Вальдорф. Ей непременно должен был понравиться офицер в мундире. Фрау действительно очень обрадовалась и принялась щебетать, что у нее получалось даже трогательно. Фрейлен Ирма хмуро смотрела на скатерть. Лабрюйер подумал, что брачные затеи родственницы ей, наверно, порядком надоели.

Попросив позволения у дам, Лабрюйер и Адамсон вышли минут на десять в курительную комнату.

Лабрюйер спросил о Красницком — якобы он где-то видел этого господина, и не хозяин ли он лесопилки? Естественно, оказалось, что лесопилки у мошенника нет, зато есть очаровательная супруга, и она-то, кажется, лишила бедного Адамсона рассудка.

— Знаете, господин Гроссмайстер, это очень милая пара, — сказал Адамсон. — Дама… ну, вы ее видели и понимаете, дама — ах!

Он прикоснулся воздушным поцелуем к кончикам пальцев и причмокнул, что в переводе на обычный язык означало «Конфетка, так бы и съел!»

— Да, прелестная дамочка, — согласился Лабрюйер. — Но наверняка нос задирает.

— Задирает… — Адамсон вздохнул. — Но у нее с супругом нелады. Вроде при чужих не сорятся, а видно — любовь давно кончилась. А я — я, можно сказать, старый чудак… Увидел — и ни о чем другом думать не могу. Вот я и думаю — если к ней, к этой Наташеньке, с лаской, с пониманием, так не выйдет ли чего хорошего?

— Вряд ли выйдет! — внезапно рассердившись, возразил Лабрюйер. — Муженек не допустит. Он не дурак.

— Не дурак. Но он бешеный картежник.

Лабрюйер насторожился.

— И что, играет по большой?

— Когда как. Но если он за столом с картами, жена может хоть тут же, в гостиной, на кушетке… не заметит! Прямо разум теряет, когда играет. Потому постоянно в проигрыше. Вот взять хотя бы меня — я сам у него выиграл пятьдесят пять рублей, потом еще сорок.

— Ага… — прошептал Лабрюйер. Красницкий и точно был мошенником — заманивал простаков, сперва поддаваясь им и проигрывая сравнительно небольшие суммы. Но на кой черт ему было заманивать Адамсона?

Ответ мог быть только один.

— Так вы вдвоем, что ли, играли? — спросил Лабрюйер.

— Упаси Боже! Я пригласил Шварца, помните поручика Шварца? Еще приходил один господин, кажется, родственник Наташеньки. И еще были господа…

— И он всем проигрывал?

— Нет, пару раз выиграл… да вы что, Гроссмайстер! Он честно играет. Он не шулер, просто натура такая — не может без игры.

Вот и прояснилось дело, подумал Лабрюйер, Адамсон для Красницкого — ширма, все видят, что он проигрывает деньги капитану Адамсону, и проникаются доверием к чудаку. Любопытно, кто приходит во «Франкфурт-на-Майне» ради игры, а кто садится за карточный стол, чтобы подобраться поближе к прекрасной госпоже Красницкой? Иоанна д’Арк, как же! Обычная приманка, ходячая ловушка для простаков!

— Знаете, господин Адамсон, я бы на вашем месте был осмотрительнее. У меня знакомцы в полиции, так предупреждали — «Франкфурт-на-Майне» облюбовали шулера высшей марки, так чтоб ни с кем тут даже в подкидного играть не садился.

Адамсон насупился.

— А коли у меня другого пути к Наташеньке нет? — тихо спросил он.

Лабрюйер вздохнул.

— Пойдем в зал, — сказал он. — Может статься, Красницкие уже пришли.

Но появился один господин Красницкий. Его супруга осталась в гостиничном номере, и он заказал для нее ужин, показав не просто знание ее вкусов, а истинное внимание к жене. Адамсон же заметно огорчился. Но пришли два господина, незнакомые Лабрюйеру, сели за столик к Красницкому, и оставалось только исподтишка разглядеть их, чтобы приготовить словесные портреты для Линдера.

Потом Лабрюйер проводил дам и пошел к себе в квартиру.

Он собирался утром заняться цирковыми делами — отыскать наконец изгнанную за пьянство Аннушку и строго ее допросить.

Немного у горожанина, живущего в центре Риги и спешащего по делам, удовольствий, которые могут сопроводить его торопливую побежку. Одно из них — Верманский парк. Он так устроен, что его можно пересечь по диагонали, спрямляя себе путь, и очень это удачно получалось, если идти по Дерптской и на перекрестке с Елизаветинской, пройдя мимо газетного киоска, оказаться сперва в аллее, потом на дорожке, ведущей мимо открытой эстрады чуть ли не прямиком к цирку.