Батареи Магнусхольма

Фрау Берта на тысячную долю мгновения прижалась к нему, отступила назад — и тут доносившийся с манежа бравурный марш был перекрыт женским криком.

Лабрюйер быстро повернулся на звук.

Одна из тринок была приставлена к стене как-то неудачно, рухнула и пришлась по ноге фрау Эммы. Маленькая фрау сидела на полу, ощупывая ногу, и в глазах у нее были слезы.

Фрау Берта кинулась к ней, опустилась на колени, мало беспокоясь о своем нарядном, расшитом блестками, платье, запричитала, стала требовать врача. С другой стороны обнимала фрау Эмму перепуганная девушка. Подошел мужчина крепкого сложения, ростом даже чуть пониже Лабрюйера, в длинном бархатном халате, сказал, что сейчас отнесет фрау Эмму в гримуборную, дальше будет видно. И действительно — он очень легко поднял пожилую даму, а по лестнице с этим грузом просто взбежал.

— Погодите, Генрих, погодите, я открою вам дверь! — закричала фрау Берта. — Лотта, беги во двор, сажай голубей в корзинки!

— Да, фрау! — ответила девушка и побежала к воротам, ведущим в цирковой двор.

Вслед за фрау Бертой наверх потянулись свободные после своих выступлений артисты — икарийцы, девушки-гимнастки, фокусник в парчовом фраке. Лабрюйер остался внизу — ждать. Фрау Берта спустилась через пять минут.

— Кажется, обошлось, — сказала она, — но моей бедной Эмме придется несколько дней провести в постели. Как хорошо, что мы вызвали сюда Лотту! Лотта — ее племянница, красавица, правда? Мы посоветовались и решили, что она сперва будет помогать фрау Эмме, а потом я дам ей денег на цирковой костюм и передам свой номер. А сама буду готовить другой — не такой простенький, с большими птицами… Ты сейчас ступай, ступай… подожди меня, я в середине второго отделения спущусь…

Фрау Берта пошла на конюшню за своей колесницей, Лабрюйер остался возле двери, ведущей к лестнице, по которой поднимались наверх, к гримуборным. Мимо него прошел мужчина в бархатном халате. В руке у мужчины была красная маска. Лабрюйер понял — это борец. Потом сверху спустились приятели, Штейнбах и Краузе, весело поздоровались, перемолвились словечком: бедная фрау Эмма, хорошо, что не перелом…

Все шестеро борцов и две борчихи собрались в маленьком гимнастическом зале. Широкая дверь была открыта, Лабрюйер видел, как «красная маска» массирует сидящему Штейнбаху загривок.

Один из них убийца, говорил себе Лабрюйер, один из шести убийца… Хотя ведь и женщина может провести удушающий захват! Обе борчихи — крепенькие, подвижные. Так что же, один из восьми — убийца? А кто-то в Питере просиживает зря штаны, ища следов этих господ в немецких и австрийских газетах!..

С конюшни вышел служитель, он вел на поводке двух догов. Это была обычная вечерняя собачья прогулка во дворе. Лабрюйер подумал — и пошел следом.

Псы, спущенные с поводка, носились и лаяли. Лабрюйер невольно улыбнулся — много ли им нужно для счастья? Уже довольно холодная осенняя ночь и пятачок утоптанной земли…

Он оглядел двор, поднял взгляд вверх, на ряд освещенных окон второго этажа — там были гримуборные. Потом посмотрел на брандмауэр соседнего дома, в котором жильцы проковыряли несколько окошек. Подумал, что хорошо бы донести про такое безобразие в строительную управу. И лишь потому, что таращился на окошки, увидел: одно приоткрывается, и оттуда что-то вылетает россыпью, падает во двор.

Служитель, не глядя на собачьи радости, по-латышски беседовал с другим, который орудовал вилами под навесом, изготавливая удобную для переноски охапку сена.

Лабрюйер нагнулся, поднял подарочек сверху. Это был сбитый в шарик кусочек сладкой булки.

Глава пятнадцатая

Когда Лабрюйер расследовал дело о мерзавцах, потчевавших лошадей толченым стеклом, в конце концов выяснилось, что стекло им давали в примерно таких же шариках, только покрупнее, из черного хлеба, да еще присыпанных солью — лошадки любят соленое.

Лабрюйер понюхал шарик и сунул в карман. При возможности он хотел сдать эту находку в лабораторию, хотя и так все было ясно.

Есть люди, которые ненавидят животных просто так, без особого повода. Он видел таких людей трижды, и два раза это были одинокие старухи, уже готовые окончательно свихнуться.

Лабрюйер крикнул служителю, чтобы тот поскорее взял псов на поводок, и сам собрал остальные опасные шарики. Потом поспешил с ними к форгангу, где стояли артисты.

— Похоже, я нашел собачьего отравителя, — сказал он. — Какая-то скотина бросила это во двор из окна. Завтра же пойду и узнаю, кто там живет.

— И неудивительно, — заметил жонглер Борро. — Кому бы понравилось каждый вечер слушать собачий лай?

По крайней мере одну загадку удалось разгадать. И это был веский аргумент против фрау Берты — мадмуазель Мари не травила своих собачек, а Берта, опытная цирковая артистка, должна была бы это понимать, а не приплетать к делу мифических поклонников.