Батареи Магнусхольма

— Ну хорошо, — согласилась память, — а вот тебе, хозяин, чуть ли не первое дело, в котором ты принял участие, дело о бриллианте Богородицы… помнишь, господин Кошко посылал тебя к ювелиру на Малярной улице, который знал этот бриллиант и его точный вес в каратах?.. Помнишь?.. Помнишь, где спрятали сокровище?..

— Акимыч, — сказал Лабрюйер. — Есть одно место! Если Красницкий прогуливался со своей мадамкой по Эспланаде, то мог заметить! Там и до весны не найдут!

Эспланада была парком для избранных — поблизости, на Елизаветинской, стояли богатые дома. В хорошую погоду там блистали туалетами богатые дамы, хвастаясь и парижскими шляпами, и нарядными детишками. Со стороны Александровской часть парка занимал Христорождественский собор с примыкающим к нему участком. Со стороны Николаевской были построены Рижское биржевое училище, весьма причудливое здание в стиле краснокирпичной готики, и Художественный музей — по мнению образованных рижан, самая неуклюжая эклектика, какую только можно вообразить, с широченной лестницей, высоченными колоннами и огромным скульптурным фронтоном.

Бриллиант украшал оклад образа Богоматери. Когда он исчез, подозрение пало на церковного сторожа, который жил с супругой в подвале собора. Аркадий Францевич Кошко, бывший тогда молодым и решительным начальником Рижского сыскного отделения, выяснил, что сторожа уже однажды судили за кражу, и решил его арестовать. Естественно, подозреваемый не желал признаваться, обыск ничего не дал, и Кошко добыл правду необычным способом — перед тем, как выпустить сторожа, отправил в подвал собора агента Панкратьева, велев ему залезть под супружеское ложе и внимательно слушать. Так и выяснили, что бриллиант спрятан в полене, а полено — в поленнице, а огромная поленница — у задней стены собора. Там высились целые штабеля дров, агенты взялись за топоры и, расколов полторы сотни поленьев, нашли сокровище.

— Его могли положить за поленницу, — сказал Лабрюйер. — Ее днем видно за версту. Ночью вокруг собора никто не околачивается — разве что в пасхальную ночь там крестный ход шествует. Ограда невысока, одно звание, что ограда. А дрова наши батюшки запасают сразу на всю зиму.

— И что, разве не воруют? — удивился Барсук.

— Воруют, не без этого. Но храм Божий все-таки, меру знают… Опять же, церковный сторож за что-то жалованье получает.

— Сторож?

— Да. Но он обойдет разок вокруг храма — и на часок в подвал, греться.

— Тогда — идем, проверим.

Они пошли, и Лабрюйер отметил, что Барсук не боится быстрой ходьбы. Сам он ходил скоро, вот только бегать не любил.

— У вас есть уговор с Хорем, как быть, чтобы не разминуться? — спросил он.

— Простой уговор — местом встречи служит ваша фотография. У меня и ключ от черного хода есть.

— У тех, что приехали из Питера на подмогу, тоже, полагаю, есть ключи?

— А как же! Чтобы ночью прийти или на рассвете оттуда уйти. Хорошее место ваша фотография, Леопард! И Горностай там уже отсиживался, и Росомаха. А что? Отовсюду до нее близко…

— Значит, там вы и встречаетесь…

— Да, порой даже в салоне сидим, в потемках, с улицы-то нас не видно. А там удобные кресла.

Вдруг Лабрюйер понял, что произошло той ночью, когда на него напали.

— Это вы меня отбили тогда, на Церковной? — спросил он. — Ведь вы!

— Кто ж еще? Мы сидели в салоне — Хорь, Горностай и я. Свет, конечно, был погашен, мы видели, что делается на улице, — сказал Барсук. — Мы видели, как вы мечетесь, и выскочили — мы, грешным делом, подумали, что вы взбесились. Потом, когда вы уже шли следом за дамой, мы поняли, что вы все-таки в своем уме.

— Благодарю покорно, — буркнул Лабрюйер.

Теперь ему стало ясно — когда он вернулся после побоища, в лаборатории «Каролины» прятались те, кто его спас, — Барсук и Горностай.

— И лучше бы вы тогда сказали правду. Нам ведь тоже было интересно, кто убил Фогеля. И молитесь Богу за Горностая — он вашему злодею кошельком в голову запустил. Промахнулся бы — пуля бы ваша была…

— Помолюсь.

— Первыми побежали мы — Горностай, за ним я. Хорь замешкался — он же в юбках был. Ему нужно было подоткнуть проклятые юбки и надеть ваше старое пальто. Он же думал — придется драться, а в дурацком дамском жакете, сами понимаете…

— С чего он взял?