Читаем Батько Махно. Мемуары белогвардейца полностью

Однажды стражник, в тот момент, когда Кийко замахнулся на него шашкой, как-то ловко ударил палача ногой в живот, так что Кийко долгое время находился в глубоком обмороке. Махно был так поражен смелым поступком стражника, что милостиво даровал ему жизнь и даже отпустил его домой, после того как стражник отказался у него служить.

Но таких счастливцев бывало мало. Обыкновенно те, которые попадали в плен к Махно, живыми не возвращались.

Трудно найти даже в среде повстанческих атаманов равного Махно по жестокости. Ко всему этому следует добавить неизмеримое болезненное тщеславие, которым, несомненно, болел Махно. Он не выносил никакой конкуренции, ни даже намека на нее.

Никто не смеет, не может быть грознее, – что значит и жесточе, – чем он, "батько Махно"…



V. Женитьба Махно

1918 год принес батько Махно не только кровавую славу, но и жгучую любовь странной девушки.

Душа женщины – загадка, ее сердце – тайна. И потому не будем решать, как могла красивая, интеллигентная девушка, из богатой семьи, курсистка, прекрасная музыкантша и очаровательная собеседница, отдать невзрачному на вид бандиту – Махно – свою первую любовь, молодость и красоту. Лучше расскажем, как произошла роковая для Махно встреча с его будущей женой, как стихийно вспыхнула в их сердцах нечеловеческая любовь и как праздновал Махно свою свадьбу.

Еще дымились остатки разбитых тяжелыми снарядами домов, еще шел грабеж богатого города Екатеринослава, пьяные махновцы жадно сваливали на подводы все, что выносили из домов, еще влачила по опустошенным улицам свою черную мантилью смерть, а у всех жителей было одно желание, одно стремление, один порыв: бежать из города…

Но не так легко было уйти из города смерти и грабежа. Для этого необходимо было получить пропуск "коменданта" города, которым был назначен палач Кийко. Возле дверей дома, где помещалась его канцелярия, в громадной толпе стояла девушка, которая невольно обращала на себя внимание и невольно вызывала сочувствие всех, кто стоял в очереди. У нее было прелестное, матово-розовое с правильными тонкими чертами лицо, ласковые темносерые красивые глаза с длинными ресницами, стройная и изящная фигура. Слабая улыбка освещала ее лицо и делала его детски-милым.

С ней часто заговаривали то один, то другой из ее случайных соседей, и она охотно, с милой улыбкой, поддерживала разговор. Из ее ответов можно понять, что она едет из Киева, где стало невозможно продолжать учиться в высшем учебном заведении, и по дороге случайно задержалась в Екатеринославе, а теперь торопится домой, чтобы повидать родных.

Томительно и скучно проходят часы стояния в очереди; уже стемнело, а толпа все стоит на улице, не подвигаясь к заветной двери. Проходивший мимо молодой махновец, как и все, невольно залюбовался красивым лицом девушки и после недолгого раздумья подошел к ней, предложив провести к коменданту. Девушка, слегка смутившись, пошла за ним, – и вот она перед Кийко, которому объяснила, что хочет ехать домой к родным.

– Мне нужен пропуск.

Кийко развязно и бесцеремонно рассматривает ее и говорит с улыбкой на угрюмом лице:

– Выдача пропусков на сегодня закончена.

В это время в комнату Кийко вошел Махно, который, не снимая высокой шапки, уставился на девушку острым и недобрым взглядом. Девушка невольно, словно испугавшись, подалась назад, а Махно вдруг резко выкрикнул:

– Вы ночуете у меня – и только…

Затем повернулся и ушел, не выслушав ответа девушки. Вскоре за девушкой пришел некий Козельский, интимнейший друг Махно, и увел девушку к своему другу.

– Вы не бойтесь… он вам ничего не сделает, – ободрял ее Козельский.

Эта ночь была для Махно роковой. Вначале все шло хорошо. Девушка охотно ела, пила чай, отвечала на вопросы Махно и сама их задавала, а когда Махно в порыве откровенности, показал ей рубцы от кандалов на своих руках,- порывисто, почти рыдая, потянулась к Махно и долго рассматривала и гладила грубые рубцы своими маленькими руками, а Махно, растроганный нежной лаской, тихо рассказывал ей о своей жизни на ненавистной каторге.

Они так близко сидели друг возле друга, что, когда наступила пауза, девушка смущенно отодвинулась от него и попросила указать ей место для ночлега.

Махно моментально изменился: на миг мелькнуло в нем что-то человеческое, но снова он оказался во власти своих звериных страстей; он грубо бросился к девушке и обнял ее, но девушка была не из робких.

– Оставьте меня, – закричала она, – пустите…

Но Махно все крепче обнимал ее и тянулся к ее губам.

Девушка с силой ударила его по лицу…

Махно, взбешенный пощечиной и сопротивлением, отскакивает в сторону; его мозг с лихорадочной быстротой заработал в изобретении для нее самых невероятных мучений.

– Зажарить ее после всего я хотел, и только, – не раз сознавался потом Махно.

Но слезы девушки, стекавшие по красивым пальцам, закрывавшим ее лицо, почему-то так поразили Махно, что он, с непонятной для него нежностью, стал мягко отнимать руки от ее лица.

– Не плачьте, – говорил он, – вы любите кого-нибудь?

– Нет…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное