Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли

Оказавшись за ширмой, Тулусун проворно разделась догола и упала на постель, широко раздвинув ноги. Моисей возлег на нее сверху, сняв сапоги и штаны. Отдаваясь Моисею, Тулусун стонала и вскрикивала от переполняющего ее наслаждения. Моисей вдавливал нагое покорное тело Тулусун в мягкий войлок, блаженствуя от того, что жена хана Кюлькана так увлечена им, что утратила всякую осторожность. Он смотрел на скуластое лицо Тулусун, полыхающее румянцем, на ее приоткрытые пересохшие уста, из которых вырывались негромкие стоны, на сомкнутые густые ресницы, на изогнутые черные брови, невольно сравнивая эту неутомимую маленькую монголку со своей сестрой Саломеей в минуты соития с нею. И сравнение это было не в пользу Тулусун.

Сладостное уединение двух любовников было нарушено самым неожиданным образом.

В юрту вбежал Хоилдар с перекошенным от страха лицом.

– Несчастье, госпожа! – прокричал он. – Урусы опрокинули наших батыров! Скоро урусы будут здесь, надо спасаться!

Заглянув за ширму, Хоилдар остолбенел с открытым ртом.

Побледневший Моисей стремительно отпрянул от обнаженной Тулусун и трясущимися руками принялся натягивать на себя штаны.

– Убирайся прочь, негодяй! – взвизгнула Тулусун, швырнув подушку прямо в лицо Хоилдару. – Вон отсюда! Скотина! Ослиный помет!..

Хоилдар попятился к выходу, растерянно бормоча:

– Не гневайся, госпожа. Я буду нем, как камень… Никто ничего не узнает… Только умоляю, одевайся поскорее! Я уже привел коней для тебя и Мосхи.

Одевшись сам, Моисей помог одеться Тулусун, которая продолжала ругаться сквозь зубы, негодуя на Хоилдара, прервавшего ее наслаждение на самом его пике.

– Не трясись, Мосха! – Тулусун потрепала Моисея по щеке. – Я не дам тебя в обиду. Я пригрожу Хоилдару, и он будет помалкивать!

Слова Тулусун не принесли успокоения Моисею, на душе которого было так скверно, как никогда еще не бывало.

* * *

Второй день битвы под Коломной показал татарским военачальникам все преимущества сомкнутого плотного строя пеших русских ратников. Первыми не выдержали таранного удара русской пешей рати батыры хана Тангута, находившиеся в центре боевого строя монголов. Затем поколебались и начали беспорядочное отступление конники хана Бури после мощной атаки конных полков Еремея Глебовича и Романа Ингваревича. Таким образом, центр и правое крыло татарского войска были обращены в бегство русичами в самом начале сражения.

Всадники хана Кюлькана, сколько могли, сдерживали натиск суздальцев на левом фланге и начали отходить к своему стану лишь ввиду угрозы полного окружения.

Бегство Тангута и Бури не поколебало мужества хана Кюлькана, который никак не мог забыть своего позорного бегства в сече у Черного леса. И ныне, видя, что русские полки вновь прорвались к его стану, хан Кюлькан дал приказ своим воинам стоять насмерть. Честолюбивая гордыня, владевшая Кюльканом, отцом которого был сам Чингис-хан, не позволяла ему дважды бежать от врага, все приокские города которого уже были разорены монголами.

Видя перед собой багряно-черные русские стяги с крестами и ликами святых угодников в золоченых нимбах, Кюлькан свирепел от мысли, что события под Коломной разворачиваются точно так же, как месяц назад у Черного леса. Разница была лишь в том, что сегодняшняя битва происходит при свете дня и у монголов нет за спиной тех бесчисленных резервов, какие имелись у них в сече с рязанскими князьями.

Надеясь, что Бури и Тангут остановят своих бегущих воинов и придут к нему на помощь, Кюлькан собственным примером воодушевлял своих батыров, храбро бросаясь на русские копья. Прочный хорезмийский панцирь из стальных пластин делал Кюлькана неуязвимым, его не брали ни копья, ни мечи, ни стрелы…

Битва уже кипела среди юрт татарского стана, когда под Кюльканом убили коня. Верные батыры помогли юному чингизиду встать на ноги, прикрывая его щитами. С головы Кюлькана слетел шлем, но он не обратил на это внимания, сердито крича на своих телохранителей и требуя себе другого коня.

В этот миг Кюлькан увидел могучего русича на вороном жеребце, в позолоченном шлеме и с золотым солнцем на щите. Он вспомнил, что видел этого русского витязя и в битве у Черного леса. И тогда этот храбрец был неодолим и неудержим. И вот богатырь в блестящем шлеме и сверкающих латах несется прямо на него!

Кюлькан выхватил дротик у одного из своих батыров и метнул его в богатыря на вороном коне. Дротик отскочил от щита русича, не причинив ему вреда.

Раскидав конем ханских телохранителей, витязь в сияющем шлеме с ходу вонзил острие своего копья Кюлькану в горло. Молодой хан упал замертво в сугроб. Над его телом развернулась яростная сеча. Монголы, не щадя себя, старались вынести тело Кюлькана в безопасное место.

Коломенские дружинники, видя, что вороной конь Романа Ингваревича мелькает в самой гуще сражения, а позолоченный шлем их князя маячит постоянно впереди, рвались за ним следом, подобные урагану, топча копытами своих коней тела поверженных татар.

Был январь 1238 года.

Глава четырнадцатая. Смерть Романа Ингваревича