Баудолино

— Вот, мы как раз приехали в то время, когда уже никто не понимал, кто же начальник: Исаак, Алексей, Канав, Мурцуфл, или же пилигримы, вдобавок было непонятно, что всякий раз имеется в виду под «Алексей»: Алексей третий, четвертый, пятый? Мы добрались до генуэзцев, нашли их на обычном месте, на том же самом, где ты впоследствии пожил у них, венецианский и пизанский же кварталы выгорели во втором пожаре и их жители перебрались в Перу. В этом-то несчастливом городе Поэт нацелился наконец устраивать свое счастье.

Во время анархии, говорил Поэт, любой может стать царем. Но для начала надо найти деньги. Все пятеро были обтрепаны, грязны и нищи. Генуэзцы приняли их гостеприимно, но дали понять, что гость как рыба, уже на третий день завоняется. Поэт обстоятельно помылся, подрезал волосы и бороду, одолжил у хозяев пристойное платье и с раннего утра отправился в город разузнавать, что к чему.

Он вернулся вечером, сказав: — С нынешнего дня Мурцуфл василевс, он слопал остальных, и, кажется, думает понравиться подданным, задираясь с латинянами. Те считают его узурпатором, потому что договаривались с бедолагой Алексеем Четвертым, земля пухом, такой молодой, но, видать, было написано на роду. Латиняне ждут, пока Мурцуфл на чем-то проступится. Пока что наливаются брагой по кабакам, но знают, что рано или поздно выставят его пинком под зад и разнесут этот город в щепу. Они знают уже, где и сколько можно набрать себе золота, знают, что везде по городу запрятаны святые мощи, но знают и что с мощами не разгуляешься, на них зарятся военачальники, чтоб развозить по своим городам. Но так как greculi их тоже не лучше, пилигримы с ними усиленно снюхиваются, дабы застолбить себе, за небольшие деньги, самые значительные реликвии. Мораль сей басни. Кто хочет заработать состояние немедленно, продает священные останки, кто хочет заработать состояние по возвращении, их покупает.

— Значит, настала минута выложить наши головы Иоанна! — с воодушевлением выпалил Бойди.

— Мы знаем, Бойди, что у тебя есть рот, — презрительно отрезал Поэт. — Прежде всего, голов Крестителя в одном городе можно пристроить только одну, потому что потом могут начаться слухи. Во-вторых, как мне сообщили, в Константинополе есть уже одна его голова, даже две. Вы представьте себе только, что две уже были проданы, а теперь мы явимся с третьей, это значит, нам перережут глотку. Следовательно, никаких голов Иоанна. Чтоб искать остальные останки, у нас нет времени. Предлагаю не искать их, а делать. Одинаковые с теми, что здесь обретались и были известны, только до сих пор не найдены. Я тут погулял, послушал: говорят о багрянице Христовой, о лозе, коей секли Христа, о столпе от бичевания, о губке, напоенной желчью и уксусом, поданной нашему Господу при смерти, хоть она теперь, конечно, высохла; о терновом венце; о ларчике, в котором лежит кус хлеба преломления, освященного на Тайной Вечери; о волосках бороды распятого и о нешвенном вретище Иисуса, которое стражники разыграли в кости у подножия лобного места; об одеянии Мадонны…

— Посмотрим, что из этого нетрудно изготовить, — задумчиво проговорил Баудолино.

— Вот, вот, — отозвался Поэт. — Лозу-то долго ли подобрать. А что касается столпа, я бы не стал с ним связываться, тем более что это невозможно толкнуть из-под полы.

— Зачем нам рисковать с продажей дублетов, выплывут истинные реликвии и с нас потребуют деньги обратно, — размышлял вслух Борон. — Вы лучше подумайте, сколько еще святых частиц может быть найдено. Подумайте. Целых двенадцать корзин от умножения хлебов и рыб. В корзинах я не вижу недостатка, возьмем, немножко подгрязним для придания древности. Подумайте: топор, которым Ной рубил бревна на ковчег! Как раз генуэзцы хотели выкинуть вон тот, что у них затупился.

— Идея недурна, — одобрил Бойди. — Пойти на кладбище, выкопать там челюсть святого Павла. Не голову, а так, к примеру, левый локоть святого Иоанна Крестителя. И так далее. Останки святой Агаты, святого Лазаря, пророков Даниила, Самуила и Исайи, череп святой Елены, частицу головы святого апостола Филиппа.

— Да уж тогда, — поддержал их Певере, начавший входить во вкус, — порыться в подполе, отыщется прекрасная частица вифлеемских яслей, небольшая такая, уж не упомню, откуда взялась у нас.

— Сотворим невиданные мощи, — согласился Поэт. — Но воспроизведем и те, которые уже виданы, потому что именно о них поговаривают в городе и именно они каждый день растут в цене.