Баудолино

План прорабатывался. Однако Фридрих то и дело отвлекался на инородные дела. Требовалось во что бы то ни стало замиряться с папой Александром Третьим, ибо императорских антипап, как обнаружилось, никто в мире всерьез не принимал. Император согласился отдать честь Александру и признать его единственным и истинным римским понтификом (и это был крупный шаг). Но за это папу обязывали, чтоб он полностью прекратил поддержку ломбардских городов-коммун (а это был уже шаг просто-таки гигантский). Стоило ли, задумались тогда и Фридрих и его канцлер Христиан фон Бух, одной рукой плести тонкую интригу с папой, а другой — подрывать эту связь, снова вытаскивая теорию совмещения sacerdotium и imperium? Баудолино от этих императорских колебаний исходил желчью, но, конечно, не мог слова сказать поперек его воли.

Дальше — хуже. Фридрих вовсе перестал планировать что-то вместе с Баудолино. Вместо этого Баудолино был направлен с деликатным поручением в апреле 1177 года в Венецию. Нужно было искусно подготовить разные аспекты намеченной на июль встречи папы и императора. Церемония примирения должна быть продумана в подробностях, исключая наималейшие опасности срыва.

— В особенности Христиана волновало, не подстроит ли ваш василевс какую-нибудь козню или же бунт, чтобы испортить обстановку встречи. Помнишь, ведь именно тогда Мануил Комнин заигрывал с папой. Примирение Фридриха с Александром сильно портило планы василевса.

— Не то слово! В корне подрывало эти планы! Мануил потратил десять лет, чтобы убедить папу объединить наши церкви. Он был готов признать папу по церковной иерархии выше себя. А в мирской державе он хотел получить от папы титулование единственного истинного римского императора, как Западного, так и Восточного. Однако Александру даже при такой договоренности не предоставляли полной власти в Константинополе. И к тому же кто бы избавил его от Фридриха в Италии? Новым пактом, вдобавок, папа рисковал восстановить против себя других монархов Европы. Поэтому он выбирал, какой союз сулит ему больше разнообразных выгод.

— Все же твой василевс наслал в Венецию шпионов. Переодетых в монахов…

— Вероятно, они монахами и были. В нашей империи люди церкви довольно часто работают на василевса, а не копают под него. Насколько я могу понять… но учти, что в тот период я еще не состоял в высшей власти… тогда никого из наших не посылали разжигать бунты. Мануил смирился с неизбежностью. Может, он хотел просто получше знать о том, что происходило у ваших.

— Государь Никита, ты, конечно, знаешь, раз был логофетом невесть каких келейностей… что когда шпионы двух противостоящих держав действуют на одном месте, самое естественное для них — дружить и обоюдно обмениваться секретами. Тогда они не волнуются, что у них украдут секреты, и вдобавок предстают во всей красоте перед начальством. Примерно это произошло и между нами и монахами. Мы сразу оповестили друг друга, с каким намерением были там. Они — чтобы шпионить за нами, а мы — чтобы шпионить за ними! И, объяснившись, во взаимопонимании пречудесно проводили время.

— Подобную ситуацию предусмотрительный правитель всегда предвидит. Она неотвратима. Если он захочет обратиться напрямую к иностранным шпионам, которых он, в частности, не знает, они ему ничего не скажут. Поэтому он отправляет своих шпионов, снабженных не слишком важными секретами… теми, которыми правитель готов поступиться… и через них он узнает то, что ему необходимо. И что, как правило, уже известно всем, кроме этого правителя, — сказал Никита.

— Среди монахов состоял некий Зосима из Халкедонии. Меня поразил его облик, испитое лицо, горящие и вращающиеся вверх и вниз глаза… Сверкающим взором будто освещались большая черная борода и длинные космы. Беседа его была… будто он обращался к распятому, повешенному истекать кровью в двух пядях от его лица.

— Да, знаю эту породу, у нас в монастырях их сколько угодно. Обычно умирают молодыми от изнурения плоти…

— Ну, это не тот случай. В жизни не встречался мне подобный сладострастник. Однажды я привел его к двум венецианским куртизанкам, а те, как знаешь, слывут сильнейшими из тружениц достопочтенного ремесла, старого, как мир. В три часа ночи я основательно напился и предпочел пойти домой, а Зосима оставался. Впоследствии одна из девушек мне сказала, что ей ни разу еще не приводилось выдерживать такого сатанинского наскока.

— Да, знаю эту породу, у нас в монастырях их сколько угодно. Обычно умирают молодыми от изнурения плоти.