Баудолино

Тем временем лист перешел в руки Абдула. — Еще вот… В нашем описании процесса сбора перца возникли новые детали. Тут добавлено, что в царстве Иоанна очень мало лошадей. А в отрывке о саламандрах сообщается, что эти твари окружены тончайшей пленкой, подобно черве, вырабатывающей шелк, и что пленку эту передают прачкам, работающим при дворе, и те ее моют, после чего используют как ткань для одежды, в особенности для владыческих покровов, а моют эту ткань на живом огне…

— Как, как? — забеспокоился Баудолино.

— Вот так. И еще, — читал из грамоты Абдул, — в перечне существ, которые обитают в царстве, наряду с рогачами, фавнами, пигмеями и псиглавцами, тут есть метацыпленарии, камететерны и финсиреты, насчет которых мы даже рта не открывали.

— Мать пресвятая богородица! — взвыл Баудолино. — Ведь и брехню о червяках я слышал-то от Зосимы! И тот же Зосима оповестил меня, что, по словам Космы Индикоплова, в Индии не водятся лошади! И он же, он же пытался втереть мне метацыпленариев и прочих, иже с ними! О сын блудницы, поместилище кала, лгун, вор, лицемер, сладострастник, прелюбодей, малодушный, невоздержанный, чревоугодник, скупец и расточитель, гневливец, еретик, ересиарх, сводник и обольститель, льстец, святокупец, прорицатель, мздоимец, лукавый советчик, некромант, зачинщик раздора, подделыцик металлов, подделыцик людей, денег и слов!

— Да что он сделал тебе?

— Вы до сих пор не догадались? В тот вечер, что я показал ему письмо, он подпоил меня и списал текст! Потом помчался к своему дерьмовому василевсу, уведомил его, что Фридрих собирается выступить в роли друга-наследника Пресвитера, и тут же сфабриковал вот эту подделку, но уже с обращением к Мануилу! Таким манером он опередил нас! Вот почему писавший кичливо обращается к василевсу! Отводит подозрения от василевсовой канцелярии! И вот зачем туда впихнуты грецизмы! Они создают такой стиль, будто текст — это латинский перевод с оригинала, написанного Иоанном по-гречески. И переведенного на латинский, чтобы дошло не только до одного Мануила, а до правительств всех латинских владык! Чтобы дошло до римского папы!

— Да, вот еще одна мелочь, которая от нас ускользнула, — вставил Гийот. — Помните о Братине, которую Пресвитер вроде посылал Фридриху в подарок? Мы высказывались о ней уклончиво: ковчежец истины, veram arcam… Об этом ты тоже говорил с Зосимой?

— Нет, воздержался…

— Вот видишь, и Зосима написал невнятное ierarcam… Пресвитер посылает василевсу ierarcam!

— То есть в каком это смысле? — спросил Поэт.

— Да Зосима и сам не знает, — ответил Баудолино. — Вы видите наш оригинал. На этом месте почерк Абдула не слишком четок. Зосима слышит звон, да не знает, где он, и подумал о каком-то высокопоставленном даре. Так и объясняется иерарх. О я презренный! Все по моей вине! Доверился негодяю. Вот это стыд. Как теперь признаваться императору?

Балабонить им было не впервой… Канцлеру и императору доложили, на каком основании делается вывод, что письмо сработано в канцелярии Мануила. И сработано с расчетом не дать императору Фридриху запустить свою грамоту! Потом добавили, что по всей очевидности кто-то орудует в святоримскоимперской канцелярии. Кем-то выкраден экземпляр письма, кем-то передан в Константинополь. Фридрих присягнул, что если он только изловит шпиона, лично оторвет ему все отростки, какие только у того растут из тела.

После этого Фридрих поинтересовался, что надо думать о затее Мануила. Может, грамота подделана для идеи организовать поход в край Великих Индий? Христиан глубокомысленно отозвался в том духе, что Мануил за два года перед тем уже ходил на султана сельджуков под Иконий, во Фригию, и был там в пух и прах разбит при Мириокефалоне. Теперь он вряд ли сунется в эти Индии до самого скончания жизни. И даже наоборот, если подумать, письмо, наверно, ему понадобилось именно как ребяческая попытка спасти авторитет, столь трагично утерянный после похода.

И все-таки имело ли теперь смысл пускать в хождение письмо, адресованное Фридриху? Не надо ли было изменить текст, чтоб не казалось, что он переписан с Мануйловой грамоты?

— Ты помнишь эту историю, сударь Никита? — спросил Баудолино.

Никита усмехнулся. — В те времена мне не было и тридцати и я работал сборщиком налогов в Пафлагонии. Если бы я уже тогда являлся советником василевса, я рекомендовал бы не прибегать к подобным мальчишеским штукам. Но Мануил чересчур доверял своим магнатам, кубикуляриям и евнухам и всевозможным комнатным слугам. Он доверял даже лакеям. А также поддавался влиянию монахов-духовидцев.

— Я места себе не находил, все думал об этом гаде. Вдобавок и папа Александр оказался тоже гадом. Похуже Зосимы, похуже саламандр. Я открыл это в сентябре, когда в канцелярию императора поступил новый документ, по всей видимости доведенный уже до сведения иных крещеных державцев и до сведения василевса. Он представлял собой новое письмо! Написанное папой Александром Пресвитеру Иоанну!