Беатриса

— Ничего, взлетит, он достаточно безобразен: черномазый, толстый, вместо бакенбардов — свиная щетина, да и вообще он похож на свинью, хоть и смотрит коршуном. Вот это настоящий председатель суда! Не беспокойся, через десять минут он споет тебе арию Изабеллы из четвертого акта «Роберта-Дьявола»: «Я у ног твоих...» Но удастся ли тебе кинуть Артура к ногам Беатрисы?

— Трудновато, но общими усилиями, пожалуй, добьемся.

В половине одиннадцатого гости перешли в залу, где был сервирован кофе. Имея в виду обстоятельства г-жи Шонтц, Кутюра и дю Ронсере, нетрудно себе представить, что почувствовал честолюбивый нормандец, подслушав разговор между Максимом и Кутюром. Вот что сказал незадачливому дельцу де Трай, отведя его в уголок и понизив голос, впрочем, с таким расчетом, чтобы его слова долетели до Фабиена.

— Дорогой мой, если вы человек с головой, вы согласитесь принять должность главного сборщика налогов в каком-нибудь отдаленном департаменте, — это устроит госпожа де Рошфид. Орели принесет вам в приданое миллион, и вы легко сможете внести залог, а при женитьбе добейтесь в контракте раздельного владения имуществом. Со временем, если вы умело поведете дела, вы станете депутатом, и в качестве единственной награды за то, что я спасаю вас, прошу предоставить в мое распоряжение ваш голос.

— Я горжусь тем, что буду солдатом гвардии де Трай...

— Ах, дорогой мой, вам повезло! Представьте себе только, — наша Орели влюбилась в этого нормандца из Алансона, и подумайте, чего она потребовала: сделать его бароном, председателем суда в его родном городе и кавалером ордена Почетного легиона! А этот болван не нонял, чего стоит госпожа Шонтц. Она, конечно, страшно раздосадована, а вам это на руку; только торопитесь, а то она девица умная, чего доброго раздумает! Ну-с, будем ковать железо, пока горячо.

Максим оставил опьяневшего от счастья Кутюра и обратился к Ла Пальферину:

— Хочешь, я подвезу тебя, дружок?

В одиннадцать часов в гостиной остались только Орели с Кутюром, Фабиен и Рошфид. Артур дремал в глубоком кресле, а оба поклонника всячески старались выжить один другого, но безуспешно... Г-жа Шонтц положила конец этой борьбе, — она отослала Кутюра со словами: «До завтра, дорогой мой!» — что тот принял за доброе предзнаменование.

— Сударыня, — вполголоса произнес Фабиен, — не отрицаю, что, когда вы меня осчастливили предложением, — правда, в косвенной форме, — я впал в некоторое раздумье; верьте, я лично не колебался бы ни минуты, но вы не знаете моей матушки, — она никогда не согласится на мое счастье...

— По-моему, вы достигли такого возраста, когда человек сам распоряжается собой, — дерзко ответила Орели. — Но если вы боитесь маменьки, тогда нам не о чем разговаривать.

— Жозефина! — нежно произнес Наследник, смело обвивая рукой талию г-жи Шонтц. — Ведь вы любите меня?

— Ну?

— Быть может, мне удастся образумить мою мать и получить не только ее согласие...

— А каким образом?

— Если вы захотите употребить свое влияние...

— И сделать тебя бароном, кавалером Почетного легиона, председателем суда, — не так ли, дружок? Выслушай же меня: я столько на своем веку испробовала, что и добродетель мне по плечу! Могу стать честной, порядочной женщиной, могу добиться для своего мужа очень высокого положения; но я хочу, чтобы он любил меня, чтобы все его взгляды, все его чувства были прикованы ко мне, чтобы он не грешил ни словом, ни делом, ни помышлением... Согласен? Смотри не связывай себя опрометчиво, ведь дело идет, миленький, о всей твоей жизни.

— С такой женой, как вы, я соглашусь на что угодно, — ответил Фабиен, пьянея от взглядов Орели больше, чем от поглощенных им ликеров.

— И тебе никогда не придется раскаиваться, котик! Ты будешь пэром Франции... А этот несчастный старикашка, — добавила она, посмотрев на дремлющего Рошфида, — отныне не получит ни-че-го!

Это было сказано так мило, так задорно, что Фабиен схватил г-жу Шонтц и в порыве бурной радости поцеловал ее; двойное опьянение, от вина и любви, уступало более крепкому хмелю — счастья и тщеславия.

— Постарайся, дорогой мой, — сказала Орели, — с сегодняшнего дня хорошо вести себя с твоей женушкой, не разыгрывай влюбленного и не мешай мне благопристойно выбраться из трясины. А наш Кутюр уже вообразил себя богачом и главным сборщиком налогов!

— Я ненавижу этого человека, — промолвил Фабиен, — и не желаю его больше видеть.

— Хорошо, я не буду принимать его, — ответила куртизанка с ужимками, изображавшими целомудренное достоинство. — А теперь, дорогой Фабиен, раз уж мы обо всем условились, иди домой, — час ночи.

В семейной жизни Орели и Артура, доселе ничем не омрачаемой, после этой сцены началась эра супружеских стычек, которые разгораются у каждого домашнего очага, когда одной из сторон движет тайный расчет.

На следующее утро Артур проснулся один в супружеской постели, и г-жа Шонтц встретила его пробуждение таким холодом, на который способны только дамы подобного сорта.

— Что произошло за ночь? — спросил во время завтрака маркиз де Рошфид, украдкой бросая взгляды на Орели.