- Нас отвезет Вова,- выдыхаю я, сжимая в ладони тонкие пальчики моей жены. Подношу их к губам и покрываю поцелуями. – Насть, я так тебя люблю. Прямо до одури. И мне сейчас так же до одури страшно. И ты сжимаешь мои пальцы так больно, что я сейчас окочурюсь. Ты даже представить не можешь, как это больно.
- Куда мне представить то, Золотов,- морщится Рыжуха от очередной болезненной схватки, вцепившись в моё запястье мертвой хваткой.- Если ты сейчас не возьмешь себя в руки и не отвезешь меня к Жоре, я тебя порешу. И да. Я тоже тебя люблю, мой искрометный Вепрь.
Я никогда не думал, что смогу так любить. В этой жизни не бывает малостей. Когда я увидел впервые огонь рыжих волос моей жены, я сразу понял, что эта женщина мне дарована судьбой. Когда я впервые ослеп от искр, я пропал навеки вечные. Когда узнал, что Настя подарит мне тройняшек – стал самым на свете счастливым мужчиной.
-Не нужно, я сама,- шепчет Настена мне на ухо, когда я подхватываю ее на руки. – И Кате нужно сообщить. Она тоже вся на нервах.
Катя и Сонечка живут с рядом. Не мог же я оставить Сонечку без любимой тети. Мы им построили дом мечты – по Сонечкиному рисунку. У девочки явный талант. Она выздоровела, и совсем скоро сможет поступить в художественную школу, как и мечтала. Машка на нашей с Настей свадьбе, познакомилась с Серегой, и похоже, скоро станет госпожой Вяльцевой, и мне придется терпеть на всех праздниках их сумасшедшую семейку, вот чувствую своей приключенческой частью тела. Михаил Ефимович сидит где – то в Мордовии, строчит апелляции, но статья тяжелая. Так что шить ему тапочки еще лет десять. Ольга родила девочку – маленькую. Недоношенную, еле живую, и сразу же отказалась от нее. Уехала в неизвестном направлении. Мы с Настей решили, что заберем малышку, и даже уже придумали ей имя – Надежда. Она лежит сейчас в кювезе перинатального центра доктора Жоры и борется за свою хрупкую жизнь, а мы каждый день навещаем ее, и говорим, что очень ее ждем. Но наша девочка сильная, она выкарабкается, я уверен. И кстати, велосипед ей мы тоже с Настюшей купили.
Любови не бывает много. Она такая огромная, и ее хватает всем.
- Гоните в шею этого ненормального,- приказывает Жора, едва я появляюсь на пороге клиники, с выпученными от ужаса глазами.- Дайте ему успокоительного, померяйте давление и пусть проваливает к едрене фене. Только обмороков мне не хватало. Нам рожать надо, а я этого обалдуя буду откачивать. И охране скажите, чтоб не пускали. Если нужно, пусть применяют силу.
Я смотрю на испуганно оглядывающуюся Настю, и вдруг совершенно ясно осознаю, что через несколько часов моя жизнь изменится навсегда. И призрачное отцовство станет реальным и настоящим. И я буду папой четверых детей, хотя совсем недавно считал себя бесплодным. Это настоящее чудо. Вот такой вот «Беби – бум»
Настя
— Тужься, Настя. Давай, девочка, еще немного,- голос Жоры, словно сквозь вату, боль разрывает тело. А потом слабый писк, почти на уровне слуха.- Девочка.
- Она прекрасна,- шепчу я, чувствуя первое прикосновение к своей груди маленького, теплого, покрытого липкой слизью, комочка. Эта боль ничто, по сравнению с радостью и счастьем, которое я сейчас испытываю.
- Прям, Глебка, мать его за ногу, ювелир,- ухмыляется Георгий, – Ты не расслабляйся мать, нам еще двоих рожать. Твою мать,- рычит он бросаясь к окну, от чего у меня екает сердце. В голосе доктора злость и страх.- Ольга Игнатьевна, голубушка, сейчас же отдайте Игнату приказ, пусть спилит это чертово дерево к чертовой матери. И отправьте кого нибудь проверить, что там с этим идиотом. Я так и знал, что он в обморок грохнется. Ну надо же. И что им всем это дерево покоя не дает? Ведь пятый уже. Валятся с него, как спелые яблоки. Надо было родовую на пятом этаже делать. Эх я дурак. Сломает кто-нибудь шею, а ты отвечай потом.
- Что с Глебом? – замираю я, видя, как медсестра, ассистирующая акушерке, юркой белкой несется к двери.- Он жив? Жора, умоляю, скажи правду.
- Да что ему будет то, у него ж черепушка чугунная. А ты давай милая, малыш идет попкой, предлежание неправильное. Давай уж сама. Тужься,- приказывает Георгий, и я чувствую, как меня скручивает очередная потуга. Чьи – то ласковые руки забирают моё дитя. И мне хочется рыдать от того, что меня разлучают с малышкой даже на минуту.
Ну вот и все. Это наша история, и она рассказана.
Глеб смотрит на наших малышей спустя три часа, и в его глазах непередаваемое безумное счастье. Или это последствия удара головой, как сказал Жора. На лбу моего мужа ссадина, а щеку украшает прилепленный крест-накрест пластырь, что придает Золотову слегка залихватский вид.
- Они самые красивые дети на свете.- ни капли не сомневаясь в своих словах, восхищенно шепчет муж и отец.- А ты волшебница. Я уже говорил, что тебя люблю?